Жизнь есть сон
Шрифт:
Я задумалась: почему вдруг Эрмитаж? Подвал = подсознание, мое прошлое, ремонт подвала = смена программы, тупик = тупик по жизни, Эрмитаж = музей, древность, отсталость, замшелость. Ксения Собчак = известная личность, ведущая! Цифра 2 = сотрудничество. В начале своей книги я написала предположение, что во мне поселился очень древний Дух. Видимо, в моем подсознании живет некий осколок другой, очень древней части меня! Динозавры! Куда уж древнее!
Или же в моем прошлом существует какая-то тайна, которую я не знаю. Эта тайна связана с каким-то человеком. «Дом–2»: во сне любой дом – это символ личности. Этот человек мне пока неизвестен,
Я, оказывается, идеальный ребенок!
Но давайте вернемся к нашему повествованию. Несколько раз мы ездили даже в Осиновую Рощу. В Осиновой Роще расположен комплекс зданий бывшей дачи Ленинградского обкома КПСС, до настоящего времени именуемой как «дача Романова». Сегодня этот комплекс зданий и приусадебное хозяйство принадлежат Центральному банку Российской Федерации. Ездили мы туда знакомиться с какими-то необычными теплицами.
Очень холмистая местность напомнила мне Литву. Приятным бонусом было на прощание поесть вкусной клубники, которую почти целый тазик собрали «для детей» работницы теплиц!
Работали мы на площади Мужества, в Выборгском, Калининском районе города. Мы сажали кусты и деревья. Делали садовые дорожки, рабатки, клумбы, газоны. Одним словом, украшали и облагораживали город.
Училище я окончила с отличием. Администрация училища прислала моим родителям благодарственное письмо.
Отца вызвали на почту. Начальник почты подал ему письмо и спросил:
– Сам прочитаешь или прочитать?
Отец попросил прочитать. Он боялся, что это плохие новости. Почтовое отделение в нашем районе было что-то вроде клуба. Там собиралась местная интеллигенция. Выписывали редкие газеты и журналы. Туда же заходили и простые граждане. Заведующий открыл письмо и стал читать.
Моим родителям училище выражало благодарность за хорошее воспитание дочери, и далее шли дифирамбы в мой адрес! Люди, бывшие на почте, притихли и тоже слушали. Когда письмо было оглашено, у всех на почте просто отпали челюсти.
Зато мой отец был на высоте! Дух послал ему шанс через своего ребенка вспомнить, что он прежде всего – человек! Людская молва ничего не значит.
Известная русская балерина Тамара Карсавина однажды заметила: «…оглядываясь назад, на годы ученичества, я прихожу к заключению, что наше воспитание, несмотря на всю свою кажущуюся абсурдность, имело смысл, а тягостная атмосфера дисциплины стала хорошей школой, так как помогала сконцентрироваться на одной цели» (Т. П. Карсавина. Театральная улица. Воспоминания. / Перевод с английского И. Э. Балад. М.: 2004, с. 65).
Я полностью с ней согласна. Мое взросление очень отдаленно было связано с воспитанием. Это был абсурд высшей степени. Но мое умение без особых страданий подчиняться дисциплине сыграло большую роль в моей жизни. Я очень быстро научилась отделять зерна от плевел. Научилась правильно структурировать свое время и концентрироваться на своих целях.
Признание воспитательных заслуг моего отца всех поразило, но ничего не изменило в его жизни. Это был лишний повод «отметить» такое потрясающее
О вреде классической литературы…
Я помню, как однажды отец велел принести мой дневник и показать его гостям, которых в доме всегда было множество. В дневнике были одни пятерки. Отец это знал. Но накануне на уроке труда мы делали бумажные цветы, и мой цветок не очень понравился учительнице. Она поставила мне четверку. Я помню, как неохотно подала дневник. Отец листал его страницу за страницей и показывал гостям. И на последней странице стояла зловещая четверка!
Мне запомнилось только очень разочарованное лицо отца. Он щелкнул пальцем по четверке и сказал:
– Ну вот, теперь ты уже не отличница, а ударница. И за что четверка-то? За труд? Ну, мало я тебя гонял, значит!
Я испуганно забрала дневник. Я не знала, кто такая ударница. Все, что связано со словом «удар», приводило меня в ужас, потому что ударов за день я получала немерено. Ударница у меня ассоциировалась с человеком, которого кто-то ударяет за что-то.
Весь вечер я провела настороженно. Но отец то ли забыл про дневник, то ли много выпил. Вечер закончился тихо. Однако его разочарование моими успехами поселило в моей душе неуверенность, вроде как я совсем никчемный человек. После мне пришлось много над этим работать. Родительское обесценивание – это самое чудовищное, что может сделать родитель по отношению к своему ребенку.
Отец никогда ничего не читал – ни газет, ни книг. Чтение он считал потенциально опасным занятием, приводящим к сумасшествию. Для меня чтение было особым волшебным миром, где я оставалась наедине с собой и героями книг. Из книг я черпала все, чего мне недоставало в жизни. Я примеряла на себя образы героев, становясь то воплощенной добродетелью, то злодейкой. В особенности меня волновали женские образы.
В нашей деревенской библиотеке была собрана вся русская и зарубежная классика. Задолго до поступления в университет мною были прочитаны многие классики русской и зарубежной литературы: А. П. Чехов, И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, Жюль Верн, Ч. Диккенс, Л. Фейхтвангер, Т. Манн, Дж. Голсуорси. «Братьев Карамазовых» читала запоем! Когда вышел фильм С. Бондарчука «Война и мир», наша учительница русского языка и литературы возила нас в соседнюю Латвию, в город Даугавпилс, посмотреть этот фильм на широких экранах. Это все незабываемо!
Мой отец часто ругал меня за чтение. Электричества у нас не было. Уроки делали при свете керосиновой лампы. Читала я тоже при свете этой лампы. То ли отцу было жалко керосина, то ли он действительно таким образом заботился о моем здоровье, но он многократно заявлял: если еще раз увидит меня с книгой, то все книги отправятся в печь. Ну прямо Фамусов заговорил в моем отце! Когда же бывал навеселе, он постоянно цитировал фразу из повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба»:
– Я тебя породил, я тебя и убью.
Произведения Н. В. Гоголя я тоже читала с удовольствием, но волею судеб знакомство моего отца с этим классиком русской литературы едва не стоило мне жизни. Зная нелюбовь отца к чтению, я стала находить укромные уголки, где меня никто не потревожит. И вот однажды отец, обыскавшись меня, взял зачем-то ружье и вышел во двор. Он стал кричать и звать меня.
Выглянув из своего укромного местечка, с крыши сеновала, я увидела отца с ружьем. При этом он цитировал Тараса Бульбу:
– Я тебя породил, я тебя и убью.