Жизнь — это судьба

Стюарт Алекс

— Ну... нет, я…, пока у меня нет такого желания. Не прочь остаться еще на некоторое время. Я...

Даже не глядя на нее, можно было догадаться, что ее строгие голубые глаза выражали молчаливый укор.

— Почему же, моя дорогая? Или ваш Коннор в армии?

— Нет, нет. Он не на военной службе. Он гражданский человек и живет в Сиднее.

— Лучше расскажите обо всем подробнее, Вики, если вы не против. Что-то не в порядке? Да?

— Да, — призналась я. — Боюсь, что так, сударыня. Я не в состоянии объяснить, почему и что произошло. Просто все пошло кувырком. Правда, со временем... ну, я надеюсь, что, возможно, все образуется. А до тех пор мне хотелось бы оставаться в нашем

отряде.

— Для вас всегда найдется дело, — ответила начальница решительно.

— Я очень на это рассчитываю.

— Мне кажется... — начала она как-то неуверенно, и я почувствовала на себе ее пристальный взгляд. — Вики, не связано ли это каким-то образом с Аланом Роуаном? От Дороти Мордант я слышала, что он лежал в госпитале в Шиллонге.

Я подняла глаза. Конечно, о присутствии Алана в Шиллонге уже доложили начальнице, и мне следовало это предвидеть.

— Нет, — отрицательно покачала я головой. — Алан здесь никак не замешан. Кроме того, он уже на пути к родному дому. Покинул Шиллонг за день до моего отъезда.

— Дороти сказала мне, что вы заметно изменились… По ее мнению, вы из-за чего-то переживаете, но избегаете говорить об этом.

Дороти, подумала я с грустью, находилась в Шиллонге всего два дня после моего возвращения. Я едва обменялась с ней парой слов, и затем она уехала, чтобы руководить участком в Рангуне. И, тем не менее, она успела увидеть и доложила о своих впечатлениях начальнице... Я с трудом проглотила подступивший к горлу комок, чувствуя себя виноватой и униженной.

— Вики, дорогая, доверьтесь мне, возможно, я сумею помочь. Я с радостью сделаю все, что в моих силах. Мне тяжело видеть, как вы страдаете. Ведь вы и замужем-то всего ничего.

— Да, — подтвердила я, — наша совместная жизнь продолжалась шесть недель.

— Вам известно, почему она не удалась?

— Самой хотелось бы знать. Коннор не возражал против моего возвращения сюда, не просил меня остаться — даже не заикнулся о том, чтобы я подала прошение об увольнении из армии и вернулась к нему. И все-таки мы были счастливы вдвоем — оба. Коннор, безусловно, был счастлив.

Длинные холодные пальцы начальницы стиснули мою ладонь. Она спокойным тоном задала мне несколько коротких вопросов, на которые я постаралась правдиво ответить, а затем, слегка сдвинув брови, спросила:

— Вики, он вам пишет?

— Написал один раз, — ответила я, доставая письмо и протягивая ей. — Вот оно.

— Не возражаете, если я прочту?

— Его можно читать любому, — проговорила я с горечью. — Письмо не содержит ничего интимного. Я могла бы, не стесняясь, зачитать его вслух в переполненной столовой.

По мере того как она читала, углублялась сердитая складка между бровей.

— Понятно, — сказала она, дочитав до конца, аккуратно складывая письмо и возвращая его мне. — В нем немного нужной информации, но, тем не менее, я начинаю понимать ход ваших мыслей. Он довольно странный молодой человек, этот Коннор. Вы любите его?

— Да, — созналась я с жалким видом.

Она спросила меня еще кое о чем, и я ответила, как сумела. Затем начальница прочла мне краткое наставление, свободное от каких бы то ни было упреков. Она не говорила, что я действовала необдуманно или чересчур импульсивно, когда вышла замуж за чужеземца в чужой стране, не спрашивая официального разрешения, но я знала, что именно об этом она думала в тот момент. Начальница дала мне множество дельных и полезных советов. Кроме того, я имела возможность высказать, по крайней мере, некоторые из моих сомнений и страхов. Очевидно, все вместе очень помогло мне. Сразу сделалось легче, и я как-то приободрилась от сознания, что начальница, как и я, сочла поведение Коннора непонятным.

Она говорила со мной, как старший друг, и я знала, что если она когда-нибудь найдет подходящее решение моих проблем, то поделится со мной своими соображениями. После нашей беседы я уже не чувствовала себя совершенно одинокой, и когда начальница поднялась, чтобы попрощаться со мной, я искренне и сердечно поблагодарила ее.

— Вики, милая, я давно знаю вас и люблю, быть может, сильнее, чем вы подозреваете. — Она вновь улыбнулась, и тепло ее улыбки согрело мое сердце. — Вы прекрасно зарекомендовали себя в отряде, и мне было бы очень жаль потерять вас. — Улыбка исчезла, и лицо сделалось серьезным. — Если когда-нибудь в будущем вы захотите отправиться в Австралию, то скажите мне. Я постараюсь устроить ваше увольнение из армии по семейным обстоятельствам без длительных проволочек и отправить вас в Сидней с первым же пароходом, если по каким-либо причинам будет невозможно посадить вас на самолет. Так что не стесняйтесь, сразу же приходите, хорошо?

— Хорошо, — ответила я. — Не стану стесняться.

Благодарю вас, сударыня.

Поднявшись, я по-военному отдала честь. Она проводила меня до дверей кабинета.

— Я поручаю вам трудную работу, но, пожалуй, как мне думается, это как раз то, что вам сейчас нужно. Когда вы станете трудиться по двадцать четыре часа в сутки среди репатриантов и военнопленных, возвращающихся с Таиландской железной дороги, у вас не будет времени предаваться мрачным мыслям и бесплодным сожалениям. Вам еще не приходилось встречаться с бывшими военнопленными?

Я отрицательно покачала головой. Начальница остановилась у выхода, и я заметила, как по ее лицу скользнула тень.

— А мне уже пришлось, — проговорила она тихо и затем в своей обычной энергичной манере приказала явиться к Дороти Мордант за дальнейшими инструкциями. — Лагерь в Инсайне подготовлен для одновременного приема пяти тысяч транзитников. Большинство задержатся не более недели, от силы три-четыре дня. Их будут отправлять на родину по мере получения транспортных средств. Но задержки неизбежны — это обычное явление. Лагерь пришлось разбивать в очень сжатые сроки, а потому условия жизни в нем пока не очень подходящие. Вам нужно так спланировать работу, чтобы развернуть магазин до прибытия основной массы военнопленных. В данный момент в лагере находятся менее тысячи человек, но мы рассчитываем, что в течение ближайших двадцати четырех часов он заполнится до отказа. Вы будете здесь за старшую, я смогу выделить вам в помощь только двух опытных девушек. В вашем распоряжении шесть новичков из Австралии и Рейн, которая будет выполнять обязанность вашего заместителя до тех пор, пока не придет приказ о ее увольнении из армии.

— Рейн? — повторила я в смятении.

— Да, Рейн, — ответила начальница твердо. Спорить я не могла. Снова отдав честь, я отправилась на поиски Дороти Мордант.

Как и предсказывала начальница, последующие двадцать четыре часа полностью вытеснили у меня из головы всякие мысли о себе и о своем неудачном замужестве. Быстро организовать специальный магазин для пяти тысяч покупателей было совсем не простым делом даже в самых идеальных условиях, а здесь, как я вскоре убедилась, они были далеко не идеальны. Когда я во второй половине дня впервые посетила лагерь, там царила невообразимая сумятица. Никто не ожидал столь скорого наплыва в Рангун большого количества бывших военнопленных; и хотя в помощь людям, уже трудившимся над благоустройством лагеря, прислали много гражданских лиц, половина палаток все еще не была установлена, шатер для магазина — обещанный утром — еще не поступил, и никто не знал, куда он запропастился. Пришлось обращаться к коменданту лагеря.