Жизнь — это судьба
Шрифт:
— Да, — подтвердила я с горечью, — я действительно все-таки замужем.
— Отчего ты не возвращаешься к нему, Вики? — спросила Рейн, коротко взглянув на мое кольцо, тускло блестевшее на безымянном пальце левой руки.
— Я вернусь. Когда... кое-что выясню для себя.
— Ты странная женщина, — повторила она, и в ее голосе прозвучало недоумение. — Ты, вне всякого сомнения, любишь этого австралийца, и поскольку ты пожелала мне счастья, я отвечу тебе тем же. Желаю, чтобы у тебя все уладилось, чтобы твоя семейная жизнь сделалась благополучной и счастливой.
—
— Могу ли я что-нибудь сделать для тебя, когда приеду в Англию? — спросила Рейн. — Быть может, передать что-то на словах Алану?
— Попробуй убедить его, что я вполне довольна своим замужеством.
— Непременно постараюсь, — заверила она с кислой миной. — Вики, ты в самом деле не имеешь ничего против меня из-за Алана? Ты правда не любишь его?
— Да, — ответила я твердо, — я действительно не имею ничего против тебя и, право же, не люблю его. Даю тебе слово, Рейн. Но мне хотелось бы знать, как ты устроишься. Может, напишешь мне?
— Если ты дашь мне адрес, куда писать. Вероятно, надежнее всего тот, в Австралии.
Записав адрес, она поднялась и, потушив сигарету, проговорила:
— А теперь, я полагаю, нам пора спать. Начальница пришлет машину ранним утром, а перед отъездом мне нужно еще многое сделать. Патефон и пластинки я оставляю тебе — они произвели фурор сегодня. Мне они не нужны. Хочу надеяться, что в магазине и дальше пойдет все гладко, не случится никаких инцидентов.
— Будем надеяться, — сказала я.
Рейн привернула фитиль лампы, и он, вспыхнув пару раз и затрепетав, погас. Откуда-то издалека донеслись чьи-то крики, топот бегущих ног, затем последовала сердитая перебранка. Всякие недоразумения неизбежны в подобных лагерях, мелькнуло у меня в голове. По крайней мере, они не должны возникать из-за нас, а тем более происходить у нас на глазах.
Рейн пожелала мне спокойной ночи. Потом наступила тишина, и я уснула.
Глава восьмая
Рейн покинула лагерь с рассветом. Мы распрощались сухо, без всяких эмоций, высказав друг другу все до конца еще ночью. Но меня обрадовала неожиданная теплота ее рукопожатия. Садясь в присланный за нею джип, она сказала:
— До свидания, Вики. Когда-нибудь мы, возможно, встретимся снова. Будешь в Англии — извести меня, хорошо?
Я пообещала непременно сообщить, не особенно рассчитывая на встречу. Она подняла руку, шутливо отдавая по-военному честь, и уехала. Ее джип исчез в густых облаках пыли.
А я направилась в наш магазин, печально передвигая ноги по деревянному настилу. Никогда бы не подумала, что мне будет так не хватать Рейн, время шло, и я все больше жалела, что ее нет рядом. С ее заменой тоже вышла заминка: Джоан пришлось срочно отправиться в магазин, расположенный в лагере Хмоби, надо было помочь с приемкой новой большой партии бывших военнопленных, многие из которых — как объяснила по телефону Дороти Мордант — больны и требовали особого внимания.
В нашем отряде было несколько бирманских девушек, мы
— Мне очень жаль, Вики, — проговорила Мин Тхин, озабоченно сморщив свое добродушное и довольно интеллигентное лицо. — Не знаю, что я такого сказала или сделала, отчего она рассердилась. Может, ей не нравится работать под началом бирманской женщины?
Я категорически отвергла подобное подозрение. Всякий, кто знаком с Мин Тхин, не станет возражать против работы под ее руководством. Она была исключительно деликатной, мягкой, скромной, не способной вызвать раздражение. Ну, а Дженис явно не страдала расовыми предубеждениями. Она встречалась и дружила с бирманскими девушками и, как я вспоминаю, рассказывала мне, что с удовольствием проводит время в их компании. Очевидно, существовали более глубинные причины.
Оставив за себя в магазине Мин Тхин, я отправилась на поиски Дженис. Ее не оказалось ни в палатке, ни в столовой, где мы ели, и капрал, заведовавший столовой, на мой вопрос лишь отрицательно помотал головой. Никто из нашей группы не появлялся у него после завтрака, заверил он меня.
Загадку исчезновения Дженис разрешил в конце концов Генри. Он подошел ко мне, когда я вторично осматривала наши палатки.
— Вы ищете Дженис? — спросил он отрывисто и резко, и я уставилась на него в изумлении: не в его обычае было разговаривать так бесцеремонно.
— Ну да, — призналась я. — Говоря по правде, я действительно разыскиваю ее Вы знаете, где она?
— Она в моей палатке, Вики.
— В вашей палатке?! О, ради Бога…
Жестом он остановил меня.
— Нужно ли напоминать вам, что я — доктор? В палатке, кроме нее, никого нет. Она в полной безопасности.
— Да, но...
— А вам известно, — спросил он, — что ее отец как военнопленный работал на Таиландской железной дороге?
Ошеломленная, я только покачала головой. Дженис никогда не говорила об отце, даже намеком. Интересно знать, сообщила ли она начальнице. Пожалуй, нет. Иначе мне как руководителю группы стало бы известно. Кроме того, зная об этом, начальница вряд ли включила бы Дженис в нашу команду.
— Да, он был в плену, — с горячностью воскликнул Генри. — Она встретила одного парня, который находился вместе с ним. Кажется, сегодня утром. И тот рассказал, что ее отец мертв.
— О, бедняжка! — прошептала я, потрясенная до глубины души. Сознавать, что отец не пережил плена, уже достаточно печально, но узнать о его смерти от очевидцев было во много раз хуже. И она ни словом не обмолвилась, когда пришла на работу. Лишь поскандалила с Мин Тхин.