Жизнь и цель собаки
Шрифт:
– Он сказал, что сам не знает, зачем это сделал.
– Господи… Вы знаете, Тодд всегда казался мне странным. Помните, он ни с того ни с сего толкнул Челси в кусты? Мой муж пришел в ярость. Он поговорил с отцом Тодда – и я думала, они подерутся.
– Я даже не слышала. Тодд ее толкнул?
– А Сади Херст говорила, что поймала его, когда он заглядывал в окно ее спальни.
– Вроде бы она точно не опознала…
– А теперь уверена – Тодд.
Ловким выпадом я вцепился в носок. Герцогиня не сдалась и зарычала. Я потащил ее по комнате.
– А Бейли просто герой.
Услышав мое имя, мы с Герцогиней замерли. А вдруг собачьи галеты? Носок между нами провис.
– Его фотографию попросили для газеты, – сказала Мама.
– Хорошо, что я заставила Бейли помыться, – сказала мама Челси.
Что? Опять мыться? Я только что мылся!.. Я выплюнул носок, Герцогиня весело затрясла его и победно поскакала по комнате.
– А как Итан?
Мама опустила кофейную чашку. Услышав имя мальчика и почувствовав вспышку беспокойства от Мамы, я подошел к ней и положил голову ей на колени. Она потрепала меня по голове.
– Пришлось вставить спицу в ногу, и у него… шрамы. – Мама повела рукой перед лицом, а потом закрыла ладонями глаза.
– Ох, мне так жаль, – сказала мама Челси.
Мама заплакала. Я положил лапу ей на ногу, чтобы утешить.
– Бейли, хороший пес, – сказала Мама.
Герцогиня сунулась своей глупой мордой прямо ко мне, из ее пасти свисал носок. Я тихонько зарычал, и она, озадаченная, убралась.
– Ребята, ведите себя хорошо, – сказала мама Челси.
Потом мама Челси угостила Маму пирогом – а собак нет. Герцогиня лежала на спине, держа носок лапами над собой – совсем как я играл с Коко на Дворе целую вечность назад.
Пришли какие-то люди; я сидел с Мамой в гостиной и щурился от ярких вспышек – как молния, только без грома. Потом мы пошли к нашему дому, который теперь был укрыт листами пластика, хлопавшими на ветру, и там тоже были вспышки.
Через неделю Мама взяла меня кататься на машине, и мы переехали в «квартиру» – маленький домик внутри большого здания, полного таких домиков. Там было много собак, в основном маленьких, но вечером Мама повела меня к ним на цементный двор. Сама она сидела на скамейке и разговаривала с людьми, а я бегал вокруг, знакомился и метил территорию.
Мне не понравилась квартира, и Папе не понравилась. Он кричал на Маму гораздо больше, чем в доме. А хуже всего то, что там не было моего мальчика. Часто я ощущал запах Итана от Папы и Мамы, но он больше не жил с нами, и у меня болела душа. По ночам я ходил по квартире, обреченный блуждать без отдыха, пока Папа не кричал на меня, чтобы я лег. Обед, главный момент дня, потерял для меня интерес, когда его подавала Мама, – я не чувствовал аппетита и порой даже не доедал.
Где мой мальчик?
16
Мы все еще жили в квартире, когда мой мальчик вернулся. Я свернулся на полу, где, прижавшись ко мне, спал котенок Феликс. Я уже перестал его отпихивать; похоже, Феликс считал меня своей матерью – оскорбительно, конечно, но он кот и, стало быть, безмозглый.
Я научился различать наши машины по звуку мотора, когда они тормозили на парковке, так что вскочил, когда подъехала Мамина. Феликс
То, что я увидел на парковке, заставило сердце бешено колотиться: мой мальчик пытался выбраться из машины. Мама нагнулась, чтобы помочь ему, и понадобилось несколько секунд, чтобы он выпрямился.
Я не мог сдержаться; я лаял и вертелся, бегал от окна к двери, чтобы меня выпустили, и обратно к окну, чтобы видеть. Феликс перепугался, забился под диван и следил за мной оттуда.
Когда ключи звякнули в замке, я был у дверей, дрожа от нетерпения. Мама чуть приоткрыла дверь, и запах мальчика ворвался с потоком воздуха.
– Бейли, отойди. Стой, Бейли, стой на месте. Сидеть.
Но это было не в моих силах. Я чуть касался задом пола и снова подпрыгивал. Мама просунула руку в щель и схватила меня за ошейник, оттаскивая от двери, которая распахнулась.
– Привет, Бейли. Привет, малыш, – сказал Итан.
Мама не давала мне подойти к мальчику, который вошел, хромая. В руках он держал – вскоре я узнал, как это называется – костыли. Итан дошел до дивана и сел, а я извивался в ошейнике, скуля. Когда Мама наконец отпустила меня, я пролетел через комнаты одним прыжком, плюхнулся мальчику на колени и начал целовать лицо.
– Бейли! – сердито воскликнула Мама.
– Да ничего, все нормально. Бейли, ты просто бестолковка, – похвалил меня мой мальчик. – Как ты тут, а? Бейли, я тоже скучал по тебе.
Каждый раз, как он произносил мое имя, на меня накатывала волна удовольствия. Мне хотелось, чтобы он гладил меня и гладил.
Мой мальчик вернулся.
Постепенно, дня за два, я понял, что с мальчиком не все в порядке. У него случались боли, каких прежде не бывало; он ходил неуклюже и с трудом. От него исходила тяжелая печаль, а иногда вдруг появлялась мрачная ярость – когда он просто сидел и смотрел в окно.
Первые недели две мальчик каждый день ездил на машине с Мамой; возвращался усталый и потный и прикладывался поспать. На улице потеплело, распустились листья, Маме нужно было ходить на работу, и в квартире оставались мы с моим мальчиком и Феликс, который только и делал, что пытался ускользнуть за дверь. Понятия не имею, что он себе представлял, чем он там займется, но у моего мальчика было правило – не пускать котов за дверь; вот только кот не желал признавать никаких правил – просто кошмар. Феликс часто царапал столбик в гостиной, а когда я всего разок попытался задрать лапу на этот столбик, все на меня заорали. Феликс никогда не доедал свой обед, а меня никто не благодарил, когда я подчищал за ним тарелки, – наоборот, за это на меня кричали. Иногда мне хотелось, чтобы ему удался план побега, чтобы мне больше не путаться с ним. С другой стороны, он всегда был готов немного побороться, если только я не слишком расходился. Он даже соглашался гоняться за мячом, когда Итан пускал его по коридору, хотя обычно промахивался и позволял мне схватить его и принести – по-моему, очень спортивно со стороны Феликса. Впрочем, у него не было особого выбора – в конце концов, я главный пес.