Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.
Шрифт:
Апеллировали к рассудку по преимуществу офицеры, отличавшиеся приятной упитанностью и общим выражением удовлетворенности жизнью на лицах. Война для них — лишь досадная помеха, препятствующая наслаждению благами, соразмерными чину. А вот хрен вам, ребята! Царская непримиримость к лодырям и сибаритам была мне сейчас особенно внятна. Позволив всем высказаться, я пошептался с рядом сидящим Шепелевым и решительно остановил начавшийся спор:
— Считаю разговор бессмысленным, пока не выяснены численность и расположение вражеских войск. Судя по тому, что я слышал, многие сильно заблуждаются на сей счет. Прошу квартирмейстера
Характер Степана не оставлял сомнений, что он не оставит показать превосходство своего ума в сравнении с высшими по рангу офицерами.
— Султанское войско, считая гарнизон Очакова и не считая татар, действительно насчитывает около ста тысяч. Но это не значит, что перед нами сто тысяч воинов.
Шепелев поправил повязку, прикрывающую изуродованную пустую глазницу, и продолжал.
— Примерно треть составляют обозники из турецких христиан. Обыкновенно у турок бывает больше нестроевых, но сейчас провиант и амуниция поступают морем.
— Откуда твои сведения, квартирмейстер? — Кто-то из полковников изобразил строгость.
— У нас достаточно перебежчиков: болгар и валахов. Относительно обоза мы знаем всё. По распределению провиантских запасов можно судить о многолюдстве отдельных корпусов. Большая часть кавалерии, числом до двадцати тысяч, преследует гетмана в направлении Чигирина. Пятнадцать тысяч отборной пехоты — на Кинбурнском мысу. Они могут в ближайшие дни переправиться в Очаков либо подойти сюда левым берегом, но соединение их с визирем, поелику мы преобладаем на воде, требует далекого обходного марша и полутора недель времени. От пяти до десяти тысяч, — тут мнения разнятся, — составляют крепостной гарнизон и в поле не выйдут. По крайней мере, не выйдут далеко. Считайте, господа! Нас осаждает четверть того количества врагов, что здесь называли.
Пессимисты, пугавшие турецкой силой, сидели как оплеванные. Пока они не опомнились, я взял разговор в свои руки.
— За последние сутки еще тысяч пять нехристей надо вычесть. Как скоро их кавалерия может вернуться?
— Точно знать невозможно…
— Скажи приблизительно. Самое раннее, когда? Предполагая, что кинбурнский поход встревожил визиря?
— М-м-м… Три дня, считая нынешний.
— Так. Поскольку на три дня, с учетом качества войск, мы получили превосходство над Али-пашой — властью, данной мне государем, приказываю завтра поутру атаку. Слушайте диспозицию…
— Господин генерал-майор, а как же мнение военного совета? — Полковник Яков Постельников старательно делает вид, что озабочен соблюдением государственной пользы.
Самые беспокойные фрондеры никак не уймутся. Но их время прошло. Ярость шевельнулась в душе разбуженным драконом, холодным взором выглянула наружу.
— Совет — чтобы советоваться. Мнения сказаны. И выслушаны. Что вам еще?! А решения принимаю я один. И отвечаю перед государем — один же. Уговоры кончились, за неповиновение буду карать. От солдата до полковника, без изъятий.
Смотрят с ожиданием друг на друга. Кто первый осмелится бросить вызов? Нехитрые мысли на лицах очевидны, как кучи дерьма на снегу. Беспокойный венецианец, прыгнувший в генералы поперед заслуженных людей — многим кость в горле. Только как против него идти? Он же контуженный на Пруте. Ни с кем не считается и никого не щадит. По
Таванский городок строили на руинах разоренного тринадцать лет назад Кызыкермана. У другого берега, чуть выше, я брал прошлым летом караван судов с осадными орудиями. Место удобно для обороны: залив, именуемый Басанка, под прямым углом примыкает к реке. Продолжающий его овраг с крутыми склонами создает естественную защиту с западной стороны. Однако возвышающийся за сей преградой холм господствует над укреплениями. Естественно, турки не преминули поставить на нем батарею.
Эта изолированная и слабо прикрытая пехотой часть неприятельской линии подлежала атаке в первую очередь, тремя полками дивизии Бутурлина под командой Ефима Мордвинова. Рассветные часы в сентябре прохладные, и густой туман ложится на воды. Прежде чем турецкие посты подняли тревогу, лодки незамеченными добрались до самого берега. Солдаты вслепую лезут в гору и встают в строй, ориентируясь на звук барабанов. Жаль, что нельзя самому стать во главе десанта: мое место — среди тех, кого нельзя оставить без присмотра. С первыми выстрелами из-за оврага я начал выводить полки за вал, дабы связать турок боем и препятствовать возможному сикурсу.
Требуется довольно много времени для построения многочисленного корпуса в боевой порядок. Али-паша, как и мы, накапливал войска перед лагерем, прежде чем перейти в решительную атаку. Смирился он с потерей правофланговой батареи или не придал важности этому отдельному, как до поры казалось, сражению? Опрокинув и приведя в конфузию вышедших в поле русских, он отнял бы всякое значение у любого местного нашего успеха. С точки зрения традиционной тактики, я поступил опрометчиво, отрядив изрядную часть своих войск туда, где они окажутся бесполезны в решающий момент: обрывистый склон непреодолим под огнем, а ширина оврага — под сотню сажен.
Утробный гул басовых барабанов возвестил начало турецкой атаки. Казалось, силы ада рвутся из преисподней, а резкие вопли труб на этом фоне — как смертной тоски исполненные крики погибших душ. Под такую музыку легко умирать. Она внушает, что ты пушинка в длани Господней.
В стойкости большинства полков я никак не мог быть уверен, первый раз командуя ими на поле боя. Но солдаты держались неплохо против двукратно превосходящего противника. В линейном строю симпатии и антипатии штаб-офицеров к командующему генералу значения не имеют: их просто не в чем проявить. Нет места ни хорошей, ни дурной инициативе. Вот со стороны генерала — другое дело.
Тоненькая цепочка егерей исполнила свою работу и вышла за строй: мало их, слишком мало для такого масштаба баталии. Дружными залпами гремят фузеи. Турки, против ожидания, отвечают огнем: похоже, визирь пытался учить их европейской тактике. Не бросаются с ятаганами на сомкнутый строй, а сначала прореживают его пулями. Палят вразнобой, без команды — но метко! Потери велики, приходится вводить в бой вторую линию. В самом начале сражения… Этак нас надолго не хватит! Медленно отходим к наполовину отсыпанным бастионам, где артиллерия может поддержать, стреляя по неприятелю поверх наших голов.