Жизнь и другие смертельные номера

Пэган Камилла

Я поразмышляла, не спросить ли его, какую новость он хочет услышать, плохую или мерзкую, но даже несмотря на то, что снотворное продолжало туманить мне голову, я поняла, что не могу сказать ему о раке, – не сейчас. Я слышала, как поодаль играют его сынишки-близнецы, Тоби и Макс, и голос Пола звучал довольно бодро для него. А то, что отнимающая жизнь опухоль сократит нашу ядерную семью до двух человек – нет, такие новости нужно сообщать лично.

– Том – гей, – сказала я.

Пол захохотал.

– Чарли, проснись! – сказал он своему партнеру, который, не будучи «жаворонком», наверняка дремал рядом. – Ты должен это услышать!

– Так

вот какая твоя первая реакция! – сказала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

– Либз, извини, я не хотел, чтобы это так прозвучало. Я… нет, слушай, я в шоке. Как он мог так поступить с тобой? С тобой все в порядке?

– Нет, – призналась я. – Вокруг меня все очень плохо.

– Ой, Либз, – проворковал он. – Я тоже ненавижу Чикаго. Может быть, переедешь на Восточное побережье, желательно в Объединенную Республику Манхэттен? Здесь бы тебе было гораздо лучше.

– Пол!

– Или в Бруклин?

– Ну Пол!

– Извини, Либз. Я просто шучу, потому что расстроен. Ты же знаешь меня. Так это правда? Что он сказал? А ты ему?

– Это правда, – проговорила я убитым голосом. – Я чуть не заколола его вилкой.

– Либз, чокнутая, я в восторге! Вот только…

– Только что? – резко спросила я.

– А Том-то как? Для него это, должно быть, ужасно.

– Том? Как этот гребаный Том? (О своей матери я, помимо прочего, помню, что она презирала брань, так что самое меньшее, что я могу делать в память о ней, это пользоваться эвфемизмами.)

– Либз, ты же понимаешь, о чем я.

– Не обзывай меня «Либз», – резко сказала я, вспомнив, как Том раскололся, только когда решил, что я уже обо всем догадалась. – Том – гей, – сказала я. – И он в полном порядке.

– Ну извини, – пробурчал Пол, и по голосу я поняла, что он еще вернется к этой теме. – И что ты собираешься делать?

Это был хороший вопрос. Я нацепила очки и посмотрела на часы. Еще час до того, как идти на работу. Можно, конечно, позвонить и сказать, что не приду, но это значит, что весь день я буду сидеть и лить слезы в доме, который я делила с человеком, вырвавшим мое сердце из груди.

Плохо, конечно, что я только что узнала о болезни, овладевшей моим телом; но чтобы случайное признание моего мужа вывело меня из игры, называемой жизнью, – нет уж!

– Я пойду в душ. Потом оденусь. Потом поеду на работу.

– И не думай! Пусть Джеки тебя прикроет. Когда твой муж в таком признается, требуется целая неделя отгулов, если не месяц.

Я мысленно пробежалась по распорядку дня, то есть, на самом деле, по распорядку своей начальницы. Джеки, глава отдела рекламы в большом медиахолдинге, имевшем отношение к радио, телевидению и печатной прессе по всем Штатам, должна была в восемь сорок пять встретиться за завтраком с одним из издателей; в десять, десять тридцать и одиннадцать – телефонные конференции с разными отделами продаж, в них я должна участвовать; потом ранний ланч с генеральным директором в «Рице», тут у меня высвобождается час, но мне нужно будет съездить за ее платьем для вечернего мероприятия в «Джофри» или, по крайней мере, найти толкового курьера, который не запутает ткань между спицами велосипеда, играя в гонки на улице Ла-Саль… вообще-то у меня рак, снова осознала я, как будто в первый раз. Я ощупала живот, поморщилась, когда пальцы наткнулись слева от пупка на шов, на котором еще была повязка. Если опухоль вырезали, а у меня все

равно рак, значит ли это, что злокачественные клетки притаились где-то на том же месте? Или они уже носятся по всему телу, как микроскопические разведчики, решая, где разместить очередное подразделение?

Неважно, где он, этот рак. Важно только одно: в этот самый миг я умираю. Если бы я сказала об этом Полу, он бы заметил, что все мы умираем каждую секунду своей жизни. Но, как я уже сказала, я пока не была готова сбросить на него кобальтовую бомбу, и заботилась при этом не только о его психологическом благополучии, но и о своем собственном. Мне требовалось несколько дней, чтобы до конца оценить выжженную пустыню своего душевного пейзажа; только после этого я смогу рассказывать.

Если бы только я могла довериться Тому, подумала я, и слезы снова навернулись на глаза. В отличие от Пола он не принялся бы вырабатывать стратегию или давать советы, которым я не готова следовать. Он бы просто обнимал меня, пока я не перестану плакать, а потом спросил бы, что я теперь буду делать: этот вопрос – но только в его исполнении – казалось, всегда помогал мне двинуться в нужном направлении. Но так или иначе, никакого Тома больше не было.

И так или иначе, Пол прав: нужно на время прекратить работать. Но это я сделаю на своих условиях.

Пол, не зная, что беда, в которую я попала, гораздо серьезнее, чем лопнувший брак, все толковал о Томе:

– Если тебе от этого легче, я всегда в нем сомневался.

– Подозревал, что он гей? – выпалила я. – А мне почему не сказал?

– Либби, милая, если бы я подозревал именно это, ты бы узнала первой. Верь мне, для меня это такое же потрясение, как для тебя. Просто мне казалось, что ты заслуживаешь лучшего.

Это, по крайней мере, было правдой. За неделю до свадьбы Пол уговаривал меня отложить ее. «Ты так молода, Либби. Погуляй с другими парнями, разберись, готова ли ты остановиться на Томе».

– Я не останавливаюсь, – сказала я тогда. – У меня было десять лет на размышления, Пол, и я знаю, что такая любовь бывает только раз в жизни.

– Либби, это все равно, что утверждать, что в ресторане «Длинный Джон Сильвер» лучшая рыба на свете, при том что ты ни разу не пробовала мэнского омара.

– Омар не рыба, а членистоногое, а ты просто ревнуешь, – сказала я, хотя мы оба знали, что в последних словах нет ни доли правды. Пол снова спросил, уверена ли я – уверена ли окончательно и бесповоротно, – в последний вечер перед свадьбой, хотя потом стоял рядом со мной, как самая настоящая подружка невесты.

Тогда я была уверена. Сейчас уже не очень. Я всегда радовалась, что Том никогда не делал стойку, когда мимо проходила девица в обтягивающих штанах для йоги, но я явно реагировала не на те сигналы опасности. Что же еще я проглядела, пока мысленно поздравляла себя с тем, что выиграла такого идеального мужа?

– А я не хотела ничего лучшего, – фыркнула я в ответ Полу. – И я полагала, что хороша в постели.

– Превозмогая некоторую тошноту, должен признать: уверен, что в постели ты очень даже хороша, Либз. Ты же знаешь, с тобой это никак не связано. Ведь знаешь?

Да, я сама начала этот разговор, но поняла, что все-таки к нему не готова.

– Понимаю. Я позвоню попозже, ладно?

– Я тебя люблю.

– А я тебя еще сильнее.

– Нет, я сильнее, – сказал он и повесил трубку, прежде чем я успела ответить.