Жизнь и гибель Николая Курбова. Любовь Жанны Ней
Шрифт:
Теперь пришла очередь господину Нею тешить своего гостя сказками. Но Халыбьев отнюдь не размяк, насторожившись, как, шахматный игрок, он выжидал следующего хода противника.
— Верьте мне, мы сделаем все, что сможем. Я понимаю ваши чувства. Семейный очаг необходим человеку. Увы, я давно овдовел. Живу с дочкой и только ради дочки. Да, да, я прекрасно понимаю вас! Благородному человеку трудно жениться, особенно на чужбине.
— Благодарю вас, господин Ней. Я так тронут! Я так рад, что обратился именно к вам! Ваш брат был моим лучшим другом. Если бы не страх показаться назойливым, я попросил бы вас о счастье быть представленным вашей дочери.
— Гм. Конечно.
— Простите, господин Ней, разрешите же мне осведомиться, чем именно страдает ваша дочь?
— О, ничего опасного! Она… Она…
Господин Ней не успел довести до конца своего затруднительного объяснения. Открылась небольшая дверь, которая вела из кабинета в квартиру Нея, и на пороге показалась молоденькая девушка в уродливом ситцевом платье.
Не нужно думать, что ангелы водятся только в святых местах, что в Париже их можно найти лишь далеко от улицы Тибумери, в окрестностях Сен-Сюльпис, в витринах магазинов церковной утвари, где они, улыбаясь, протягивают дарохранительницы, раскрывают послания апостолов, склоняются церемонно перед святой Марией или охраняют вечный сон щедрых жертвователей на католические семинарии. Нет, в тех витринах ангелы сделаны из гипса и позолочены бронзовым порошком. Здесь же, в зловонной конторе, в самом окаянном месте одиннадцатого полицейского округа, вдали от церкви Сен-Сюльпис, от прочих святых мест, оказался живой, дышащий, улыбающийся ангел.
Увидев лицо девушки с большими, может быть, чересчур большими светло-голубыми глазами, ее распущенные золотистые волосы, Халыбьев подумал: да, действительно красива, но платье… Золушка!
Девушка бросилась к креслу, в котором сидел господин Ней, припала к коленям отца и стала покрывать его жирную руку поцелуями.
— Доброе утро, отец!
У нее был глубокий грудной голос, всегда неожиданный, как будто доходивший издалека и настигавший человека. Господин Ней хотел познакомить ее с заманчивым иностранцем, но в это время в кабинет вбежал провалившийся нос, чем-то явно возбужденный.
— Что делать, господин Ней? Я достал этому Сальпетьеру прекрасную фотографию: жена с дружком в одном белье. Пришлось заплатить хозяйке отеля вдвое. Теперь я требую с него добавочных, а он вообще ничего не хочет платить. Сидит и ревет, как теленок.
— Сейчас же отправляйтесь к нему. Взыщите все. Иначе — через полицию. Да, вы ведь туда ездите автобусом? Так не забудьте же взять за проезд!
Но девушка как будто не слыхала этих разговоров. Прижимаясь к господину Нею, она шептала:
— Отец, мне приснился ужасный сон. Вы кричали, как ребенок. А потом был звон, как на похоронах.
Господин Ней погладил ее золотистые волосы:
— Сны — это пустяки, Габриель, сны это для маленьких детей. А ты у меня уже большая. Ты уже невеста. Вот познакомься: это господин Халыбьев, он был лучшим другом бедного дяди Альфреда.
Девушка встала, вытянула вперед руки и, глядя на Халыбьева голубыми недвигающимися глазами, сказала:
— Почему он так громко дышит? Может быть, это негр или преступник? Отец, скажите, какие у него руки?
И Халыбьев не выдержал, полный суеверного страха, он закричал:
— Но ведь она же слепая!
Глава 12
О ВСЕХ ПРЕИМУЩЕСТВАХ СЛЕПОТЫ
Халыбьев направился прямо в комнату Габриели. Всего три недели прошло со дня его первого визита к господину Раймонду Нею, но три недели — немалый срок, особенно для талантливого человека. По тому, как уверенно пробирался он закоулками и тупиками лабиринта, как почтительно и вместе с тем фамильярно приветствовал его провалившийся нос, как растрескались в улыбку жиры самого господина Нея, по всему этому и по многому иному было очевидно, что азербайджанская нефть сделала свое дело.
«Он женится на Габриели и вложит весь капитал в мое дело», — думал, поглаживая свой шкаф, довольный папаша.
— Он и только он, пожалуй, способен перехитрить меня, — говорил своей супруге гордость и оплот конторы сыщик Гастон.
— Он скоро будет нашим хозяином, — скрипели обновленные, по рецепту господина Нея, тупые ржавые перья.
Халыбьев не торопился. Замирая, готовился он, когда придет срок, выпотрошить стальное брюхо мистического шкафа. Только мысль о Габриели несколько смущала его. Как-никак, а придется жениться на этой слепой твари. Ключик к шкафу покоится под подушкой супружеского ложа. Жениться, конечно, нетрудно. Ведь отработал же он ночь в каюте с англичанкой, похожей на лысую крысу. За девушкой дело тоже не станет. Что стоит ему, обольстителю светских львиц, влюбить в себя эту несчастную идиотку? Она должна почитать за райскую милость одно его прикосновение. Все это, разумеется, так. И все же Халыбьев принужден был сам себе признаться, что глупо, позорно боится какой-то слепой девчонки. Когда она глядит на него голубыми недвигающимися глазами, он теряется, начинает нервничать, вертеться на стуле или прятать руки в карманы. Отвратительное малодушие! Пора, наконец, его преодолеть.
И вот сегодня утром, сидя в покойном кресле парикмахерской и жмуря глаза от неги, пока мастер мягкой, из барсучьей шерсти сделанной кисточкой водил по его деликатным щекам, Халыбьев обдумывал план генерального штурма. Приятно цикадами стрекотали ножницы, одеколон напоминал тропический дождик, а торжественность парикмахера, восковой свечой подпаливавшего кончики халыбьевских шелковистых волос, как бы подчеркивала всю важность, всю субтильность клиента. Вечером предстоял пикантный ужин с Тоннет из «Folies-Berg`eres». Ну, разве не прекрасна жизнь? Вот только слепая. Нет, надо решиться! И когда восхищенный парикмахер приступил к разглаживанию особенной щеточкой величественных бровей русского prince, Халыбьев уже твердо знал, что сегодня он закончит дело.
Решительно вошел он в комнату Габриели. Слепая как будто ждала его. Она уже давно перестала бояться этого славного иностранца, который каждый день приходил к отцу, звонко, беззлобно смеялся, дарил Габриели шоколад, был не негром и не преступником, но другом отца, другом дяди, добрым гением семьи Ней. Ей нравился голос Халыбьева, широкий и полный, как майский беспечный гром. Встречаясь с ним, она доверчиво, по-детски улыбалась. Благодаря его за конфеты, она говорила: «Вы добрый, вы из сказки». От ужаса первой встречи осталось одно: Габриель боялась его острых и цепких рук. Как-то, здороваясь, Халыбьев несколько удержал руку Габриели. Тогда, не выдержав, она с криком выбежала из комнаты. Ждала ли она его сегодня? Во всяком случае, когда раздались его твердые настойчивые шаги, она вся просветлела от радости.