Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца
Шрифт:
Снова наступили дни, когда лучи солнца стали падать на палубу почти отвесно, когда океан своим блеском слепил глаза, когда вылитое на палубу ведро воды испарялось чуть не на глазах. И снова пришли ночи, когда звездам, казалось, было тесно на небе, когда свет их был так ярок, что разгонял темноту, когда казалось, что они говорят что-то людям на своем неразгаданном языке.
В такие ночи спать никому не хотелось, и обычно Кирей Константинов, подсев к своему земляку Тишке на груду починочных парусов, начинал рассказывать сказки.
— ...И вот взял Иван-царевич из царской
Вокруг сказочника постепенно собирались слушатели. Каждому хотелось узнать, нашел ли Иван-царевич свою правду-праведную. Ведь и они, как этот: сказочный царевич, шли в безвестную, не зная, что их ждет в этих чужих морях, под чужим небом.
На рассвете 5 ноября увидели вход в гавань Рио-де-Жанейро, столицы Бразилии. Теперь этот город являлся столицей всей Португальской империи, так как во время войны с Наполеоном португальский двор во главе с королем Иоанном VI перебрался сюда и вместе с ним двадцать тысяч представителей наиболее знатных и богатых португальских фамилий.
При входе в гавань салютовали крепости и тотчас же получили ответ — выстрел за выстрел.
По поводу этого Василий Михайлович сказал:
Видно, ныне португальцы стали богаче порохом: в прошлый наш приход им и стрелять было нечем. — Затем, как бы вспомнив что-то, обратился к стоявшему вблизи Матюшкину: — Ну, как дела, Федор Федорович, все еще хвораете от качки?
Ни разу, Василий Михайлович, от самого Портсмута не болел, — отвечал тот веселым голосом.
Давно бы так! — похвалил его Головнин. — А ведь я вас чуть не высадил в Англии... Знать, судьба вам стать мореходцем.
Глава десятая
НЕВОЛЬНИЧИЙ РЫНОК
По случаю переезда королевского двора в Рио-де-Жанейро в гавани было большое оживление.
Едва «Камчатка» вошла в гавань, как к борту ее подошли сразу две шлюпки с португальскими офицерами, которые явились узнать, что за корабль вошел в их порт, откуда и зачем идет. Один из офицеров был адъютантом короля.
А вечером прибыл на фрегат русский генеральный консул в Рио-де-Жанейро Григорий Иванович Лангсдорф, человек, не чуждый мореплаванию и даже участвовавший в какой-то экспедиции.
Через несколько часов король снова прислал своего адъютанта с объявлением, что он рад видеть у себя военное судно русского императора, столь много им уважаемого. Король справлялся, не нужно ли русскому капитану чего-либо, и велел оказывать ему всяческое пособие.
Головнин с поклоном отвечал:
— Передайте его величеству, что мы весьма благодарны ему, но ни в чем не нуждаемся.
Пока на шлюпе шел мелкий ремонт, решено было осмотреть город. Лангсдорф вызвался служить гидом. Узнав от него, что в Сан-Себастиане есть невольничий рынок, Василий Михайлович решил прежде всего посетить
— Моим молодым офицерам будет поучительно видеть сие, — сказал он Лангсдорфу. — В молодости все впечатления острее, остаются надолго в памяти и могут пригодиться в жизни.
Невольничий рынок помещался на длинной улице. Здесь почти в каждом доме в нижнем этаже помещались лавки, в которых торговали неграми. Черные люди сидели здесь молчаливые и грустные на длинных скамьях вдоль стен и покорно ждали, когда их купят и куда-то погонят.
Когда путешественники вошли в одну из таких лавок, маленький португалец в широкой соломенной шляпе, пестро одетый, вертелся вокруг огромного голого негра, который стоял, понурив голову и покорно опустив большие, сильные руки.
Португалец, волнуясь, видимо, в предвкушении столь ценной покупки, продолжал вертеться вокруг негра, как юла, ощупывая его со всех сторон, пробуя его руки и ноги, целы ли ребра и не хромает ли он, лотом вскочил на лавку, велел негру подойти поближе и открыть рот, внимательно осмотрел его зубы и даже залез в рот пальцами.
Эта сцена произвела на всех русских отвратительное впечатление. Лица их побледнели, брови насупились, глаза опустились...
— Тяжело на это смотреть, — сказал Феопемпт Лутковский. — Давайте уйдем отсюда, Василий Михайлович.
— А что?
— У меня на сего португальца крепко чешутся руки.
— Ты еще много узришь в жизни такого, на что будут чесаться руки, — отвечал Головнин. — И не здесь только... Помни о собственном отечестве. И никогда не забывай того, что видел. Близок срок конца сего зла и здесь, и у нас, и на всей земле!.. Сказывают, что в испанских владениях уже появилось немало инсургентов, среди коих находятся и негры.
Проехав по главным улицам в экипажах, путешественники возвратились на шлюп.
Здесь русских офицеров ждало приглашение короля посетить его дворец.
По этому поводу Василий Михайлович сказал с улыбкой Филатову:
Сколь любезны стали короли к нам, русским, на всей земле после наполеоновской кампании! Мы с тобой на «Диане» того не чувствовали.
— Не чувствовали, Василий Михайлович, — отвечал Филатов.
И оба весело рассмеялись.
Глава одиннадцатая
МЫС ГОРН ДОЛЖЕН БЫТЬ ПРОЙДЕН!
В половине ноября фрегат «Камчатка» вышел из Рио-де-Жанейро и взял курс к югу, вдоль берегов Бразилии.
Судно несло все паруса, делая при крепком ветре семь-восемь миль в час. Головнин старался пройти устье Ла-Платы в расстоянии примерно двухсот миль от берега, чтобы избежать сильного течения этой реки.
Для моряков «Камчатки», проходивших не в первый раз в этих местах, картина была знакома: вода в океане посветлела и замутилась, на поверхности ее плавало много камыша, древесных стволов и целых деревьев с ветвями и листьями. Волнение было толчеей.