Жизнь и приключения чудака
Шрифт:
Она была в синем платье, с двумя гвоздиками, белой и красной, приколотыми к груди. Волосы у нее были черные. И длинные черные глаза: они тянулись от переносицы до виска. Но и это не самое большое открытие, у многих бывают красивые глаза. У нее в глазах, вокруг зрачков, были лепестки цветов. Когда я потом рассказывал об этом маме, она смеялась, но я точно знаю, что так оно и было.
– Здрасьте!
– сказал я.
Она протянула мне руку и крепко сжала. И я заметил эту странную особенность ее глаз. Я
– Здравствуй, - сказала она.
– Меня зовут Надежда Васильевна.
– Поздравляю вас со свадьбой, - сказал я.
– Он мне и Малышу каждый день покупает молоко, - сказала Наташка, желая представить меня в лучшем свете.
– Вот!
– Я показал бутылку, которую до сих пор держал в руке; при этом я так вертел ею, как будто собирался жонглировать.
Надежда Васильевна забрала у меня бутылку и передала Наташке.
– Отнеси на кухню, - попросила она.
Наташка бросилась выполнять поручение Надежды Васильевны, но тут же вернулась и спросила у меня:
– Она тебе нравится?
– Очень, - ответил я.
Не знаю, что там показалось, но они, дядя Шура и его невеста Надежда Васильевна, рассмеялись.
Я давно заметил, что взрослым часто бывает смешно, когда совсем нечего смеяться. Как-то я сказал об этом дяде Шуре. А он мне ответил:
"Говорят, человек меняется каждые семь лет, и то, что в детстве ему кажется смешным, в преклонном возрасте не смешит, и наоборот".
Честно говоря, я бы хотел сохранить свой характер. Он мне определенно нравился. У меня веселый нрав - я весельчак. Зачем же мне менять свой характер, скажите на милость?
В общем, в ответ на мои бескорыстные слова они рассмеялись, но я не обиделся. Раз смеются - значит, счастливы.
Правда, дяде Шуре и этого показалось мало. Он решил продолжить веселье и приложил к моему лбу ладонь.
– Я не болен, - сказал я.
– Здесь совсем другое, - ответил дядя Шура.
– Посмотри мне в глаза.
Я посмотрел: нет, у него в глазах не было никаких лепестков.
– Неизлечимое, - сказал дядя Шура.
– Фантазер и мечтатель. В общем, сочинитель сказок.
– А я, а я?
– потребовала Наташка.
Дядя Шура опустил ладонь на Наташкин лоб, заглянул ей в глаза и задумался.
– Решительная особа, - сказал он наконец.
– И большая любительница мороженого.
– А она, а она?
– Наташка показала на Надежду Васильевну.
Дядя Шура повернулся к Надежде Васильевне и вновь повторил все свои манипуляции.
Тут следует заметить, что смотрел он ей в глаза несколько дольше, чем нам с Наташкой. Конечно, от таких глаз нелегко оторваться.
– Добрейшее существо, - сказал он, - но умеет ловко это скрывать... А теперь начнем
– Начнем! Начнем!
– воинственно завопила Наташка и убежала, чтобы отнести наконец бутылку с молоком.
Следом за нею улетел Малыш.
– Спасибо, - неестественным голосом сказал я.
– Мне уроки надо делать.
Конечно, мои слова были курам на смех: отказываться от свадебного пира из-за уроков, как будто я только и делаю, что хожу по свадьбам, - но было неудобно навязывать себя.
– Смотри, какие у нас торты, салаты, бутерброды, - соблазнял меня дядя Шура.
– Ты что, хочешь нас обидеть?
– Нет, - радостно ответил я и торопливо сел за стол.
– Наташа, - приказал дядя Шура, - прибор Борису!
Вбежала Наташка, у которой в ногах путался обезумевший Малыш. Она принесла мне тарелку, вилку и нож и поставила передо мной замечательный хрустальный бокал. Когда она ставила его на стол, то он зазвенел редким звоном.
Наступила торжественная тишина.
Дядя Шура взял шампанское и открыл его. Оно стало пениться и вырываться из бутылки.
Надежда Васильевна отодвинулась, чтобы спасти платье, и уронила свой бокал. Замечательный хрустальный бокал с редким звоном!
Вот тут-то и началась по-настоящему эта история, вот тут-то и вспыхнул небольшой костер, который потом разгорелся в неистовый пожар, способный уничтожить все, и который мне удалось погасить.
Я знаю, я уже говорил об этом. Но, чтобы у вас в голове хорошенько отпечаталась эта история, чтобы вы потом не повторили моих глупостей и не принимали поспешных решений, напоминаю вам об этом. И себе, разумеется, тоже. Век живи, век учись.
Тетя Оля любит говорить: "Если ты хочешь, чтобы тебя поняли, повтори главную свою мысль в начале рассказа, в середине и в конце". По-моему, очень правильные слова.
Значит, хрустальный замечательный бокал стал падать, описывая плавную дугу.
Дядя Шура сделал невероятно судорожное движение, чтобы спасти бокал, но это ему, конечно, не удалось. Он ведь не фокусник и не волшебник, а только хирург, к тому же в одной руке он по-прежнему держал шампанское.
Бокал, естественно, достиг пола и разбился, а следом за ним на полу оказался дядя Шура.
Может быть, он упал нарочно, чтобы посмешить публику? А может быть, просто не удержался на стуле? Во всяком случае, он рассмеялся, а за ним рассмеялся и я. В конце концов, бокал - это только бокал, даже если он замечательный, хрустальный, с редким звоном.
Мы смеялись, надеясь развеселить и увлечь остальных, но увлекли только Малыша. Он начал отчаянно лаять.
– Жалко, - сказала Надежда Васильевна, села на корточки и стала собирать осколки.
– Это мамин бокал, - вдруг тихо, но внятно произнесла Наташка. И сразу оборвала наш смех.