Жизнь и приключения Сергея Сельянова и его киностудии «СТВ», рассказанные им самим (с иллюстрациями)
Шрифт:
С «Леннаучфильма» Сельянов уволился – обязательных три года прошло, кроме того, тогда было принято отпускать молодых специалистов повышать квалификацию: «Поселился в новом общежитии ВГИКа на Галушкина, там проживали в блоках – общий предбанничек и две комнатки, каждая на двух человек. В одной оказались мы с Витей Косаковским, в другой – Леша Балабанов с Александром Виленским, которые поступили на документально-сценарный экспериментальный курс. Мы познакомились, и пошло-поехало».
Воспоминания о том, как познакомились Сельянов с Балабановым, у каждого из них свои. Балабанов вспоминал, что уговорил Сергея поселиться вместе, но Сельянов уверен, что было не так: «Я не помню Лешу на вступительных экзаменах, я вообще не помню, как поселение получилось,
Больше всего запомнился Александр Митта. Его занятия должны были идти первой парой, начинались в десять утра, мы пришли, а дверь закрыта. Ну, мы ждем, что сейчас кто-то придет, откроет, а Митта начал орать, да так, что стал багровым: что, дескать, за безобразие, у нас занятия… В общем, видно, что человек в страшной ярости, почти припадок, дальше смерть. Вахтерша перепугалась, кто-то бежит с ключами, роняя их от страха… Наконец, открыли дверь, мы все проскочили внутрь, сели, скорей-скорей. Ну, Митта встал перед нами, тут же вернулся к нему обычный цвет лица, и он, как ни в чем не бывало, абсолютно спокойным голосом сказал: „В начале работы очень полезно на кого-то наорать, а еще лучше – уволить. Можно взять специально жертву на заклание – это дисциплинирует“. Был такой наглядный урок. Я не пользуюсь этим, но эффект бесспорно существует. К сожалению».
Соседом Балабанова по комнате был свердловчанин Александр Виленский, который работал с ним вместе на Свердловской киностудии с 1982 года, они дружили, были ближайшими друзьями, вместе приехали поступать в Москву в 1987 году и поселились в одной комнате.
Балабанов поступил на сценарное отделение, но, как вспоминает Виленский, все тогда хотели быть режиссерами, и поэтому, когда защита первой курсовой прошла очень удачно, «Виктор Косаковский встал и сказал: „Вы же все понимаете, чего мы на самом деле добиваемся. Давайте наш курс преобразуется в режиссерский“. Время было такое, что руководство курсов на это пошло. Выбрали 11 человек, тех, у кого был опыт работы в киногруппах, дали денег, и велели за лето снять небольшой фильм до 20 минут, и тогда мы, мол, посмотрим, сможете ли вы быть режиссерами. Балабанов снял „Настю и Егора“. Работы понравились, и нам дали дополнительный, третий год, после которого мы должны были получить режиссерский диплом третьей категории неигровых фильмов. Это был особый курс, и почти все остались в профессии, что редкость».
О Сельянове Виленский рассказывает: «Сережа учился на отделении игрового кино. Он, насколько я понимаю, как та кошка, что ходит сама по себе, не сильно общался и со своими сокурсниками. Косаковский тогда снимал свое знаменитое кино про Лосева, и скоро отселился, Сельянов приезжал все реже, мы с Балабановым остались в блоке вдвоем. Еще к нам приходил Володя Суворов, наш земляк, который уже закончил Высшие курсы, но жить ему в Москве было негде, и он, по старой памяти, оставался в общежитии. У нас был всегда проходной двор, было весело, дым коромыслом.
Надо сказать, что мастера ставили нам в пример Сельянова, снявшего подпольное кино, от которого они пришли в дикий восторг. Они говорили, что он „готовый режиссер“, что это он должен нас учить, а не мы его, но, тем не менее, он вместе с вами будет учиться. Сергей бывал в общежитии довольно мало, он часто уезжал в Питер, у него вечно были свои дела. Он мне казался человеком довольно замкнутым, интровертным, неразговорчивым. Если ему задать вопрос – ответит, а сам – не станет встревать в разговор. Он не был общительным, как мы с Балабановым, казался дружелюбным, но – держал дистанцию.
Закрытый, остроумный, малоговорящий, очень много думающий, и производил впечатление знающего, глубокого, но не выпячивающего себя. Леша как раз все время говорил и при это всегда начинал с „я“, а Сергей – очевидно
Мы дружили с „Наутилусами“, они у нас часто бывали, когда приезжали в Москву, пили, конечно, целыми ночами, играли в дурацкие игры, и Сережа в этом принимал участие. Он остроумный человек, шутки шутил, но – компанию поддерживает, а внутренне не участвует. Впрочем, у Леши было другое ощущение, наверное, потому у них сложились близкие отношения».
Сельянов ушел с курсов после первой сессии, говорит, что уступил свое место Радику Овчинникову, который был вольнослушателем: «Я подумал, чего я место занимаю, пусть он получит свой диплом».
Кажется, эти запоздавшие полгода ненужной уже учебы понадобились только для того, чтобы состоялась встреча с Балабановым, иначе как бы они познакомились? Сельянов вспоминает, что «впечатление было бесспорным, обоюдным. Конечно, все на Высших курсах любили кино, хотели в нем работать, но нам сразу было понятно, что мы одной крови. Чувство это тонкое, но очевидно ощущаемое. Нам нравились одни и те же фильмы, мы одинаково их оценивали, примерно одинаково думали, и процесс общения нам доставлял удовольствие. Но при этом мы занимались своими делами.
Когда Леша закончил курсы в 1989 году, перед ним встал вопрос, куда дальше двигаться. Поскольку я жил в Питере, он приехал, он у меня остановился».
Семья
К этому времени Сельянов свою комнату в коммуналке на Обуховской обменял на комнату в квартире на 3-й линии Васильевского острова, где уже поселился Николай Макаров, так что у них образовалась своего рода коммуна, из трех нормальных комнат и еще двух подсобок; как вспоминает Михаил Коновальчук: «Еще была какая-то комнатенка, потом еще комнатушечка, которая стала кабинетом Серегиным, где мы сидели, работали, играли в стрит и выпивали. Квартира была на последнем этаже, над ней – чердак, там можно было мастерскую сделать, станок поставить, но у Сельяныча руки аристократа, ему это не свойственно».
Квартира, где жили две семьи с детьми, была всегда открыта для гостей, посиделок, выпиваний, разговоров, проживаний приезжих друзей. Забота о быте ложилась на жену Сельянова Аллу, но вот ее явного присутствия в профессиональной жизни мужа не было заметно, что многих интриговало. Киновед Марина Дроздова вспоминает: «Кто в те годы, например, часто видел – если вообще видел – его красавицу-жену – с сиреньими глазами то ли из Билибина, то ли из прерафаэлитов, а ведь она существовала – и совершенно внятно нарисовывалась в параллельной реальности».
Параллельная реальность была вполне земной, жизнь с двумя детьми не легка, но Сельянов никогда, ни в интервью, ни в фильмах, не говорил о личной жизни, сознательно исключал эту тему из публичного обсуждения. Такая подчеркнутая сдержанность, как кажется, идет от традиций его родителей. Но поскольку личное кажется всегда самым интересным, здесь – нарушая принцип хронологии, изложено все, что можно узнать о членах его семьи, из открытых источников.
С будущей женой Сельянов познакомился в Туле, где она училась на том же строительном факультете Политехнического. Кинематографом Алла Львовна не увлекалась, но писала для себя стихи и рассказы. Сергей вспомнил, что однажды она дала ему прочесть свой рассказ, он оказался хорошим, и они вместе подумали и решили, что есть смысл поступать в Литинститут, тем более там училось множество друзей и знакомых, так что колея была наезженная. Алла Сельянова поступила в 1980-м, т. е. как раз тогда, когда Сергей закончил ВГИК. Жила в общежитии в Москве. Рано, еще на первом курсе, начала публиковаться в журналах: это было бурлящее революционное время, шел активный поиск новых имен. В том самом 1987-м, когда фильм «День ангела» был, наконец, закончен, у Аллы Сельяновой тоже вышел первый сборник рассказов «Странники» в издательстве «Современник».