Жизнь и приключения Заморыша (с илл.)
Шрифт:
Наступила полная тишина. Ребята смотрели на Алексея Васильевича виноватыми глазами: до чего довели человека! Да какого! Многие из нас могли бы жизнь за него отдать.
Алексей Васильевич вернулся к столу и с расстроенным видом стал листать какую-то книжку. Мы слушали шелест переворачиваемых страниц и сидели не дыша.
– Да, да… – проговорил наконец учитель, и мы все поняли, что он продолжает свои размышления, но теперь уже вслух. – Да, да… За период жизни одного человека сколько всемирно известных исторических событий! Гибель испанской «Непобедимой армады», Варфоломеевская ночь, казнь шотландской
Раздается звонок, но Алексей Васильевич не слышит и продолжает читать. Мы не спускаем с него глаз. За дверью крики, топот. Алексей Васильевич читает. Опять звонок. В коридоре постепенно все стихает. Алексей Васильевич читает. И вот раскрывается дверь, на пороге появляется Артем Павлович, наш учитель математики. Он недоуменно таращит глаза.
– Э-э… Алексей Васильевич, это, кажется, мой урок?
Алексей Васильевич, в свою очередь, смотрит на него с недоумением, потом спохватывается, кладет под мышку журнал с кипой брошюр и газет и быстро уходит.
На том урок истории и закончился. А задавал Алексей Васильевич на этот день «Тридцатилетнюю войну».
От Артема Павловича, когда он еще только появился в дверях, понесло на нас крепкой сигарой и водочным перегаром. Усевшись за стол, учитель журнала не раскрыл, а просто спросил:
– Кого я еще не вызывал?
– Меня, – поднял руку Илька. – Идти?
– Иди, – кивнул Артем Павлович.
Илька положил ему тетрадь на стол и начал решать задачу. Но что-то пальцы слушались его плохо: мел выпадал из руки и закатывался то под парту, то под учительский стол. Да и голос был какой-то спотыкающийся. Кое-как Илька добрался до последнего действия, разделил 27,5 на 4,5, поставил знак равенства и вывел 13.
Учитель сидел спиной к доске и о чем-то думал.
– Готово, Артем Павлович, – неожиданно бодрым голосом сказал Илька. – Тринадцать.
– Правильно, тринадцать, – вяло отозвался Артем Павлович.
Он раскрыл журнал, выставил отметку и только после этого повернулся и повел по доске всегда слезящимися глазами. Смотрел он со скукой, даже с отвращением. Видно было, что ему уже давно приелись и одни и те же задачи, повторяющиеся каждый год, и порыжевшая доска с грязной тряпкой, и все
– Что тако-ое? Ты разделил 27,5 на 4,5, и у тебя получилось 13? Как же это могло быть?
Гиря пожал плечами:
– Сам удивляюсь. Только сходится: в задачнике, в ответе, тоже 13.
Они смотрели один на другого, пока Илька не вскрикнул:
– Ой, да я ж, кажется, что-то пропустил! – Он схватил со стола тетрадь, глянул в нее и засмеялся. – Так и есть, одно действие пропустил. Сейчас, Артем Павлович, сейчас. – Дописав пропущенное действие и исправив последнее, он задорно сказал: – Вот так будет правильно!
Лицо учителя опять потускнело.
– Садись. Кого еще не вызывал?
С парт закричали:
– Мимоходенко! Мимоходенко!
В этой четверти я уже отвечал, и против моей фамилии в журнале стоит тройка с минусом. Но раз ребята выкрикивают мою фамилию, значит, им самим не хочется отвечать, и я пошел к доске. Я кратко записал условие задачи. Перед тем как начать решать, посмотрел на Артема Павловича. Лицо у него было скучное-скучное. Мне стало жалко учителя. Я спросил:
– Отчего это, Артем Павлович, в задачах говорится все про чиновников да про купцов? Купцы продают, а чиновники покупают. Будто других людей на свете нету.
Учитель о чем-то думал и машинально ответил:
– А какие ж еще люди?
– Мало ли. Есть еще рабочие, мужики, босяки, циркачи. Да вот, например, учителя – это тоже люди!
– Учителя тоже чиновники, – по-прежнему машинально сказал Артем Павлович.
– Чиновники?! – недоверчиво воскликнул я. – Какой же наш Алексей Васильевич чиновник? На нем и золотых пуговиц нет. Или Циолковский. Мы в чайной «Обозрение» получаем, так там его портрет напечатали. На Циолковском тоже пиджак обыкновенный.
– Кто такой Циолковский?
– А вы не знаете? Учитель, что в Калуге живет. Он собирается на Луну лететь.
Артем Павлович точно проснулся. Он вскинул голову и свирепо крикнул:
– Врешь!.. Учитель на Луну не полетит. Врешь!..
– Нет, полетит! – стоял я на своем. – Курганов говорит, что обязательно полетит.
– Какой Курганов? Что ты врешь?
– Вы и Курганова не знаете? – еще больше удивился я. – Это ж и слесарь, и лудильщик, и столяр, и все на свете. Его будка против нашей чайной-читальни стоит. Как же вы такого мастерового не знаете? Его весь город знает. Если, к примеру, принесут ему фаянсовый чайник с отбитым носиком, он обязательно скажет: «Трудная это задача, а в технике я слаб». Потом подумает и такой приделает чайнику оловянный носик, что уже навек. Вот кто такой Курганов.
– Да что ты мне про чайники плетешь?
– Я не про чайники, а про Курганова. Он как узнал, что задумал Циолковский, так сейчас же ему письмо заказное послал: тоже лететь хочет.
– Из пушки, – опять показал свои знания Степка Лягушкин.
– Не из пушки, а в ракете, – поправил я. – Вроде тех, что по праздникам в городском саду запускают. А если не возьмете, написал Курганов, я и сам улечу: надоело мне жить в России с околоточными надзирателями.
Лицо у Артема Павловича опять стало скучное.