Жизнь и реформы
Шрифт:
Пожалуй, главный недостаток реформы ценообразования 1991 года связан с тем, что она разрабатывалась и осуществлялась как бы вне общего контекста экономических преобразований. Начали, провели как отдельное крупное мероприятие и занялись другими делами. Тут проявился образ мышления Павлова как премьер-министра. Он за многое брался, но действовал импульсивно, как бы вразброс, бессистемно. Поэтому я еще в феврале поставил вопрос о необходимости разработки правительством «программы минимум». Речь шла не о ревизии «Основных направлений», а о создании условий для ее выполнения. Фактически это должна была быть антикризисная программа. Об этом, в частности, шла речь на первом заседании Совета безопасности 27 марта 1991 года.
Читатель должен принять
22 апреля Павлов доложил на сессии Верховного Совета антикризисную программу и сделал это довольно удачно.
Не могу не поделиться одним своим наблюдением. Чем больше я углублялся в сопоставление экономических программ — союзной и российской, — тем больше убеждался, что в них немало общего. Это служило лишним доводом в пользу того, чтобы двинуться друг другу навстречу, отодвинув на второй план узкопартийные, узкополитические цели и тем более личные амбиции.
Опыт последних месяцев и недель показал, что конфронтационны-ми методами, силовым давлением, ультиматумами проблем не решить. Они лишь усугубляют обстановку, увеличивают опасность распада страны, погружения ее в пучину междоусобной борьбы. На заседании Совета Федераций 8–9 апреля я подчеркнул, что сейчас нет ничего более важного, чем задача приостановить процесс распада. Тем самым подчеркивалась особая значимость антикризисной программы. Работа над ней ускорилась, особенно с началом Ново-огаревского процесса [17] . К ней активно подключились республики, и, несмотря на немалые трудности, работа была успешно завершена. 5 июля я, как Президент Союза ССР, ее утвердил, и она вышла в свет под названием «Программа совместных действий Кабинета министров СССР и правительств суверенных республик по выводу экономики страны из кризиса в условиях перехода к рынку».
17
23 апреля 1991 года в Подмосковье, в Ново-Огарево, состоялась встреча Президента СССР и руководителей 9 республик (9+1), на которой была обсуждена сложившаяся к тому времени ситуация в стране. Участники встречи выступили с Заявлением, в котором изложили свои позиции по актуальным вопросам развития и высказались за немедленную разработку нового Союзного договора. Так было положено начало Ново-огаревскому процессу.
Июньский «демарш»
На заключительном этапе работы над антикризисной программой разыгрался большой скандал в Верховном Совете СССР, спровоцированный безответственными действиями Павлова и «силовых» министров.
Павлов заявил, что у Кабинета министров нет прав безотлагательно и оперативно решать различные вопросы. Это относится к таким насущным проблемам, как уборка урожая. Это относится к формированию программы на 1992 год.
Премьер попросил предоставить правительству на 1991 год право законодательной инициативы и широкие полномочия. Оговорился, что предоставление таких полномочий не означает выхода Кабинета министров из-под контроля органов законодательной и президентской власти. Кабинет будет безотлагательно уведомлять о принятых решениях Верховный Совет СССР или Президента СССР.
Из зала посыпались вопросы. Депутаты стали допытываться: «Зачем вам такие полномочия, если ими располагает президент, под непосредственным руководством которого вы работаете?», «Выходите вы с этим предложением от Кабинета министров или это согласовано с президентом?», «Как относится президент к тому, что вы требуете эти полномочия, не продиктовано ли это вашими расхождениями с президентом?». Единственное,
Страсти еще более накалились после выступления председателя планово-бюджетной комиссии Кучеренко, выдержанного в драматических, на грани паники, тонах. Этого как будто и ждали ястребы из группы «Союз». На трибуну один за другим стали подниматься Алкснис, Блохин, Коган, Чехоев, Сухов. Они почувствовали, что появилась возможность продолжить разыгрывание старой пластинки, которую недоиграли на осенней сессии Верховного Совета и Третьем съезде народных депутатов. Что можно поспекулировать на противопоставлении премьер-министра и президента, поддержать премьера, настроенного действовать самостоятельно и в более жестком ключе.
Подлило масла в огонь сомнительное замечание Лукьянова, что «надо отделить оперативно-распорядительную деятельность Кабинета министров от деятельности самого президента, его указов. В этом мы заинтересованы прежде всего, и это можно сделать в рамках тех полномочий, которые мы дали Президенту СССР». Тут был уже не намек, а прямое согласие с тем, что Верховный Совет вправе и уже вроде должен, откликаясь на обращение премьера, отобрать часть полномочий у президента.
Обсуждение не ограничилось экономическими проблемами, перекинулось в политическую плоскость. Блохин выступил с требованием заслушать руководителей министерств обороны, внутренних дел и КГБ, сославшись на то, что об этом была предварительная договоренность. Лукьянов поспешил заявить, что таких предложений не поступало, но, если есть вопросы, министры здесь и могут ответить. Договорились сделать это во второй половине дня на закрытом заседании Верховного Совета.
Но когда в 16 часов началось заседание, упомянутые министры стали выступать с развернутыми, хорошо подготовленными выступлениями, особенно Крючков. Именно тогда он запустил в оборот термин о так называемых «агентах влияния», навязчиво пугая депутатов массированным давлением со стороны западных спецслужб. Впрочем, без этой темы не обходилось ни одно выступление председателя КГБ.
А как чувствовало себя и действовало демократическое крыло? Радикалы в определенной мере испытывали наслаждение от того, что президента вновь прижимают и хлещут. Большинство из них предпочли отмолчаться. Все же некоторые, хоть и робко, выступили против предоставления дополнительных полномочий премьеру. Более четкую позицию заняли Рябченко, Лубенченко, Юдин.
Демократы зашевелились, а их лидеры пришли в движение лишь после того, как на заседании выступили силовые министры.
Только два года спустя после этих событий из статьи, опубликованной Гавриилом Поповым, стало известно о его срочной встрече с американским послом Мэтлоком и передаче через него (вроде бы для Ельцина, находившегося в то время в США) информации о начавшемся заговоре реакционных сил в Москве. Причем с явным намеком, что эти события происходят с ведома и, больше того, чуть ли не по сценарию и под руководством самого Горбачева. Конечно же, эта информация предназначена была прежде всего для Буша, который, по мнению Попова, и предотвратил тогда этот заговор.
На том злополучном заседании Верховного Совета 17 июня меня не было. Я не придавал особого значения докладу премьера и не был информирован о его намерении поставить вопрос о дополнительных полномочиях для Кабинета. С утра я участвовал в работе Учредительного съезда Крестьянского союза, во второй половине дня проводил заседание Подготовительного комитета, на котором предполагалось подписание проекта Союзного договора для передачи его в Верховный Совет СССР и Верховные Советы республик. Об этом у меня был накануне разговор с Лукьяновым, и он передал его содержание депутатам, сказав, что в ближайшие дни Горбачев найдет время побывать на сессии Верховного Совета.