Жизнь и реформы
Шрифт:
Вечером у меня состоялся крутой разговор с Янаевым, Павловым и Лукьяновым по поводу каши, которую они заварили. Павлов признал ошибку, объясняя свое поведение тем, что, дескать, вопросы эти не новые, он не раз их поднимал в разговоре со мной. Объяснял это и тем, что взвинчен развалом экономики, бюджета, налоговой системы, что все ускользает из рук. Хотя сам в докладе уверял, что правительство контролирует положение и в экономике, и в обществе.
Обратил я внимание и Янаева на его пассивность на Верховном Совете. К сожалению, не смог тогда что-то конкретно сказать Лукьянову, поскольку не был знаком с нюансами его замечаний и высказываний. Только последующее внимательное ознакомление со стенограммой
21 июня, когда Верховный Совет собрался на очередное заседание, Я выступил с разъяснением. Премьер выглядел не лучшим образом, но я не хотел обострять ситуацию. Не оправдывал его демарша, но и не ставил вопрос о каких-то санкциях.
Как же все-таки оценить то, что произошло в Верховном Совете СССР между 11 и 21 июня? Это, конечно же, была новая атака на президента и его политику со стороны реваншистских сил. Ясно и то, что Лукьянов сочувствовал «союзовцам», по сути дела, поощрял их нападки на президентскую политику. По всему чувствовалось, что выступления и тактика действий последних были скоординированы и продуманы.
Атака реваншистов была отбита. Но вся эта история обострила ситуацию в стране.
Часть III. НОВОЕ МЫШЛЕНИЕ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА
Отправные пункты
Едва ли нужно доказывать, что перестройка, кардинальные реформы в экономике и политической системе были бы невозможны без соответствующих изменений во внешней политике, создания благоприятной международной среды. Для начала надо было хотя бы расчистить снежные заносы «холодной войны», ослабить давление проблем, связанных с нашей вовлеченностью в конфликты в разных точках земного шара, с участием в изнурительной гонке вооружений. Понять, что как внутри страны, так и на международной арене «дальше так жить нельзя».
К тому времени стали очевидными признаки надвигавшегося кризиса. Потеря темпов роста, техническое и технологическое отставание от развитых государств, низкий уровень качества жизни людей говорили в пользу серьезных перемен. Представления о необходимости серьезного изменения внешней политики сформировались у меня под воздействием многих факторов еще до моего избрания генсеком. Не стану утверждать, что к этому моменту в портфеле лежал детально разработанный план действий, но была достаточно ясная цель и, в общем виде, наметки первых шагов. Так что перестройка начала продвигаться сразу внутри и вовне, успех на одном направлении подталкивал движение на другом, неудача, соответственно, тормозила дело на обоих.
Но как ни важны образ мыслей и намерения «первого лица», генсек не мог самостоятельно распорядиться внешней политикой. Тем более что речь-то шла не о каких-то мелочах, а о повороте руля почти на 180 градусов. Предстояло убедить в необходимости этого коллективное руководство страны, а значительную его часть просто обновить. И этим я занялся, о чем читатель уже знает.
Дело было не только в руководстве. Аппарат международных отделов ЦК, Министерства иностранных дел, КГБ, внешнеторговых организаций был в целом консервативен и идеологически «вымуштрован» не меньше, а может быть, даже побольше чиновничества внутренних ведомств. Хотя «на международном фронте» было немало аналитиков и специалистов, настроенных на волну перемен. Одной из первых моих задач стало выдвижение этих людей к руководству внешней политикой.
Но и после этого дела менялись медленно. Уже были решения XXVII партийного съезда и программа продвижения к безъядерному миру, произошли перестановки кадров, а «дипломатическая телега» двигалась со скрипом, по инерции прошлых импульсов, старой наезженной
В конце мая 1986-го вопрос о новой роли советской дипломатии был вынесен на обсуждение совещания в МИДе, куда были приглашены все послы, московская «дипломатическая элита». Сначала на совещании заслушали и обсудили доклад министра, а затем (28 мая) выступил перед международниками и я. Лейтмотив выступления: внешнеполитические структуры идут не в ногу, отстают от замыслов и практических шагов политического руководства. От этой встречи я веду отсчет началу полномасштабной работы по претворению в жизнь нового мышления.
Трудно сказать, как бы разворачивались процессы в мире, так как наши шаги в рамках новой политики наталкивались поначалу на глухую стену непонимания и неприятия политических центров Запада. В конечном счете решающее значение здесь имело осознание широкими кругами общественности того, что мир стоит у края пропасти, нельзя допустить, чтобы дела шли и впредь, как до сих пор. Политики не могли с этим не считаться.
Кто-то из философов сказал, что самое важное — встретить не сочувствие, сострадание и т. д., а понимание. Добиваясь этого в первую очередь, я постарался изложить свое видение необходимых перемен в книге «Перестройка: новое мышление для страны и для мира». В ней уже названы теоретические постулаты, на которых, по моему убеждению, должен основываться новый международный порядок, приходящий на смену послевоенному. Это — взаимозависимость стран и народов, баланс интересов, свобода выбора, совместная ответственность и решение глобальных проблем современности.
Мы осознали необходимость преодоления искаженных представлений о внешнем мире, многие десятилетия противопоставлявших нас ему, что негативно сказывалось не только на экономике, но и на общественном сознании, науке, культуре, интеллектуальном потенциале страны.
Мы поняли, что в современном взаимозависимом мире невозможен прогресс общества, отгороженного от мирового развития глухими государственными границами и идеологическими заборами. Любое общество ныне может полнокровно развиваться только во взаимодействии с другими, оставаясь при этом самим собой.
Мы дали себе отчет в том, что нельзя обеспечить безопасность своей страны, не учитывая интересов безопасности других, и нельзя в ядерный век построить надежную безопасность военными средствами. Это побудило выдвинуть принципиально новую концепцию всеобъемлющей безопасности, охватывающей все стороны отношений между народами и государствами, включая их человеческое измерение.
Теперь эти тезисы общеизвестны. Миллионы раз звучали они в речах, описаны в статьях, развернуты в научных монографиях. Тогда непросто и не сразу воспринимались они у нас и за рубежом, нелегко давалась каждая попытка претворить их на практике. Вспоминаю мое заявление от 15 января 1986 года с предложением полностью избавить человечество от ядерной угрозы. Оно было встречено с подозрением и сарказмом, как очередной пропагандистский трюк в традиционной советской «борьбе за мир». И мало кто тогда верил, что удастся за несколько лет реально продвинуть дело ядерного разоружения, покончить с «холодной войной», засыпать ров, отделявший Восток от Запада, развязать, а не разрубить другие гордиевы узлы мировой политики.
Самым «тугим» из них было, бесспорно, военное соперничество сверхдержав. С помощью диалога и разумных компромиссов удалось улучшить советско-американские отношения, что создало перелом во всей международной атмосфере.
Признание допущенных ошибок и приглашение к добрососедству позволило устранить отчуждение между СССР и Китаем. Был начат плодотворный диалог с Японией. Владивостокская и Красноярская инициативы разморозили окна на огромные и многообещающие просторы Азиатско-Тихоокеанского региона.