Жизнь и реформы
Шрифт:
У некоторых наших друзей могут возникнуть сомнения относительно наших действий. Но хотелось бы, чтобы они понимали: мы не можем вести себя волюнтаристски и будем стремиться преодолеть возникающие трудности цивилизованным образом. Ищем способ нормального функционирования государства и партии. Введение военного положения в Польше было победой с военной точки зрения, но поражением с точки зрения политической. Его пришлось вводить потому, что партия не смогла решить проблемы политическим путем. Но и под зонтом военного положения партия не проявила боевитости, которая необходима в политической борьбе. Мы не смогли привлечь к себе людей на выборах.
Теперь
Находясь под военным зонтиком, партия теряла зубы. Да и вообще долгое время в ПОРП существовали иллюзии, будто внутренняя критика и самокритика вполне заменяют внешнюю критику. К сожалению, это оказалось не так. В партии начались процессы окостенения, сопротивление которым изнутри оказалось недостаточным. Мы исходим из того, что если удастся активизировать жизнь партии, завоевать союзников, а также создать большую коалицию, то можно будет выработать общую конструктивную программу, особенно по вопросам экономической реформы.
Считаем необычайно важным укрепление сотрудничества социалистических стран. Надо устранять все, что нас разделяет. Само многообразие путей и форм должно вести к постоянному поиску того, что объединяет, позволяет учитывать опыт друг друга.
Но самое важное, чтобы победила перестройка. Это крупный шанс, который обеспечит огромный рост и укрепление авторитета социализма во всем мире. Мы полностью согласны с той философией перестройки, о которой говорил здесь М.С.Горбачев. Она, с нашей точки зрения, всецело отвечает нынешнему этапу социалистического строительства, хотя условия в Польше, обстановка у нас во многом иные».
Что мне в нем всегда импонировало — умение четко и ясно оценить сложнейшую ситуацию, причем сделать это не стандартно, дерюжным газетным языком, а ярко, образно. У генерала есть литературный дар.
На заседании Национального собрания 19 июля 1989 года Ярузельский был избран Президентом Польской Народной Республики. Свою политическую платформу в новой роли определил так: «Я стремлюсь к тому, чтобы быть президентом согласия, представителем всех поляков». В связи с избранием на высший государственный пост он вышел из состава руководства ПОРП, на должность ее Первого секретаря был избран Раковский.
Соотношение политических сил в стране продолжало меняться не в пользу партии, правившей страной практически сорок пять лет, но вместе с тем не прибавляло популярности «Солидарности», взявшей на себя ответственность за власть. В этой ситуации было важно поддерживать общенациональное согласие, гражданский мир. Решению этой задачи президент Ярузельский, как мне представляется, отдавал свои познания и опыт достаточно успешно.
Встреча президентов
13 апреля 1990 года я принимал в Кремле Войцеха Ярузельского уже в качестве Президента Республики Польша. Главной целью его визита было сохранить и закрепить в существенно изменившейся обстановке достигнутый нашими общими усилиями в
От Войцеха в той беседе я услышал полные горечи и переживаний слова:
— Сейчас приходится расплачиваться за то, что мы весьма поверхностно оценивали обстановку и успокаивали себя слишком оптимистическими прогнозами. Нас обманывали, а вернее, мы сами обманывали себя громом аплодисментов, «горячим и полным одобрением» всего, что провозглашалось на разного рода торжественных собраниях. На деле оказалось, что большая часть народа оценивает обстановку и думает иначе, чем мы. Это четко проявилось прежде всего в итоге прошлогодних выборов.
Есть весьма интересное явление, своего рода феномен. Опросы общественного мнения показывают высокий уровень симпатии к советскому руководству на протяжении последних лет. Так, о своих симпатиях к М.С.Горбачеву в 1987 году заявили 76 процентов опрошенных, в 1988-м;— 79,6 процента, в феврале этого года — 78,8, а об антипатиях соответственно 6,2; 5,2; 4,9 процента. Это при том, что антисоветские настроения, особенно в связи с приближением 50-летия катынской трагедии, распространялись довольно настойчиво…
Скажу откровенно, я был доволен, что в этот момент мог перебить собеседника и сказать, что полякам будут переданы документы по Катыни, найденные в архивах конвойной службы и позволяющие наконец закрыть это «белое пятно».
Создание комиссии польских и советских историков значительно стимулировало деятельность наших исследователей. К их числу принадлежали Н.С.Лебедева, В.С.Парсаданова, Ю.Н.Зоря. Они не оставляли поисков даже тогда, когда положение казалось абсолютно безнадежным. Сейчас мы уже знаем, почему поиски зашли в тупик: документы были попросту уничтожены по указанию руководства бывшего КГБ, когда его возглавлял А.Шелепин. Найденные же группой историков архивные документы косвенно, но убедительно свидетельствовали о непосредственной ответственности за злодеяния в катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных. Об этом я и заявил публично, передавая их 13 апреля 1990 года Ярузельскому. Речь шла о найденных советскими архивистами и историками списках и других материалах Главного управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР, в которых значились фамилии польских граждан, находившихся в Козельском, Осташковском, Старобельском лагерях НКВД в 1939–1940 годах.
Советская сторона, как было официально отмечено в заявлении ТАСС от 13 апреля 1990 года, выражая глубокое сожаление в связи с катынской трагедией, заявляет, что она представляет одно из тяжких преступлений сталинизма.
Что касается других документов, относящихся к катынской трагедии, то я помню о двух папках, которые показывал мне Болдин еще накануне моего визита в Польшу. Но в них была документация, подтверждающая версию комиссии академика Бурденко. Это был набор разрозненных материалов, и все под ту версию. На подлинный документ, который прямо свидетельствовал бы об истинных виновниках катынской трагедии, мы вышли только в декабре 1991 года, по сути дела, за несколько дней до моей отставки с поста Президента СССР. Именно тогда работники архива через Ревенко — руководителя аппарата президента — добивались, чтобы я обязательно ознакомился с содержимым одной папки, хранившейся в особом архиве. Печатался проект моего последнего выступления в качестве президента. Этими и другими делами я был занят целиком.