Жизнь и реформы
Шрифт:
Вместе с тем надо было «снять» ситуацию, которая чуть ли не ставила нас в положение виноватых, будто нам следует перед кем-то держать отчет, оправдываться, доказывать, что мы хорошие. А претензии на роль держателей истины проскальзывали тогда у многих, в какой-то мере и у кубинцев. На наших переговорах, особенно в беседах с Фиделем, речь, по сути дела, Шла уже об изменении представлений о социализме и мире в целом, хотя эти представления все еще были облечены в традиционную терминологию.
Воспользовавшись письмом Буша, полученным накануне поездки на Кубу, я обсудил с Фиделем возможности нормализации американо-кубинских отношений.
В контексте общих изменений международных
В беседе с Кастро обсуждалась и тема, относящаяся к Центральной Америке. Американцев беспокоило то, что через Кубу идет поток оружия и тем самым подстегиваются вооруженные выступления в странах этого региона. Родилась идея выступить с совместным заявлением. В итоге по согласованию с Кубой мы внесли предложение прекратить — как со стороны Советского Союза, так и со стороны США — ввоз в эти страны оружия, кроме полицейского, отозвать военных специалистов из Никарагуа. Подписали соответствующее соглашение. Поддержали мы усилия латиноамериканских стран по урегулированию никарагуанского конфликта. Обсуждался также вопрос, который волновал кубинское руководство, — о создании антикубинской телестанции «Хосе Марта». Кубинские власти пошли на ряд шагов по облегчению выезда и въезда в свою страну, но заявили решительный протест против намерений и планов США.
В те дни на Кубу приехало, как я уже говорил, очень много журналистов из разных стран. Чувствовалось, что они ждут сенсации, хотят уловить по тем или иным внешним проявлениям, в какой атмосфере идут переговоры. Догадок, прогнозов хоть отбавляй. Но…
Не упускали из виду журналисты и Раису Максимовну, пытаясь и через нее что-то добыть. Пресса использовала любой случай, чтобы подбросить неожиданные задевающие за живое вопросы. Один из журналистов явно не сдержался и повел в том же стиле разговор и с Раисой Максимовной. Это произошло в доме Хемингуэя, где ей был задан вопрос с большим подтекстом: «Не согласитесь ли вы, что судьба вашего супруга напоминает судьбу Старика из повести Хемингуэя «Старик и море»? Не в таком ли положении, как герой этой повести, находится ваш муж в своей политике перестройки?». «Наверное, — был ответ, — вы имеете в виду, что, когда Старик возвращается в порт, он обнаруживает — от пойманной рыбы остался только остов, все остальное сожрали акулы. Но ведь Старик не чувствует себя побежденным, он лишь далеко зашел в море. Мне кажется, пафос повести выражен в его словах: «Море меня не победило!» Что ж, прекрасный и точный по смыслу ответ.
В целом визит на Кубу помог решить много крупных проблем и устранить, по крайней мере на тот момент, взаимное недопонимание. Наши различия в оценке перспектив мира и социализма объясняются прежде всего историческими особенностями развития Кубы и СССР, их ролью в современном мире. Для правильного понимания важно учитывать, что вся эволюция режима на Кубе протекала в обстановке «холодной войны» между двумя блоками, буквально под боком у сверхдержавы, отношения с которой были и остаются конфронтационными.
Теперь, когда мы вышли из «холодной войны», глобальной конфронтации, когда все
Когда в декабре 1992 года я оказался в Латинской Америке, мне задавали массу вопросов о Кубе, Фиделе Кастро. Я всегда говорил так: мы не можем допустить унижения кубинского народа, его изоляции от мирового сообщества. И хорошо, что сообщество это осознает, о чем свидетельствует принятие Генеральной Ассамблеей ООН резолюции, осуждающей американскую блокаду Кубы. Мировое сообщество, в первую очередь латиноамериканцы, должны подставить Кубе плечо. И тогда она постепенно, своими темпами пойдет по пути углубления демократических перемен.
Хотя тридцать лет во главе осажденной крепости наложили свой отпечаток на мышление Фиделя Кастро и стиль его руководящей деятельности, я не исключаю, что творческие возможности этого крупного политика позволят ему либо возглавить процесс перемен, либо открыть дорогу новым людям. Это было бы великолепное завершение его исторической миссии.
Глава 39. Москва и Пекин «закрывают прошлое, открывают будущее»
Экскурс в историю
Для людей моего поколения хорошо памятно, как в Советском Союзе радовались развитию отношений с Китаем после Второй мировой войны. Мы дружно распевали: «Москва — Пекин», «Русский с китайцем — братья навек», «Сталин и Мао слушают нас, слушают нас…». И были искренни в своих чувствах. Исключительно важным было то, что дружественные отношения воплощались в осязаемых связях между тысячами советских людей и китайцев — рабочих, инженеров, студентов. На советских заводах выполнялись огромные китайские заказы, в самом Китае с нашим участием строились сотни заводов, в Советский Союз пошли китайские товары — термосы, кеды, фонарики, эмалированная посуда, ткани. Эти связи конкретно ощущались миллионами людей в обеих странах.
Будучи комсомольским работником, я организовывал встречи наших специалистов, работавших в Китае, с молодежью. Их рассказы вызывали огромный интерес. Многое шло на эмоциональном и даже эйфорическом уровне. Нас радовало, что такой огромный народ тоже строит социализм. Какой социализм, что за социализм, мы, конечно, тогда еще не знали. Но победа революции в Китае воспринималась как одно из самых потрясающих событий после Второй мировой войны.
Поэтому с большой тревогой и переживанием, с непониманием — это я говорю и о себе — были встречены охлаждение, взаимная перебранка, открытые столкновения и, наконец, разрыв сотрудничества на многие годы. Люди наши, в общем-то, не восприняли, не одобрили принятые тогда политические решения.
Теперь причины разрыва известны и понятны. Хотел бы в этой связи отметить лишь следующее. Китайское руководство, прежде всего Мао Цзэдун, не приняло ни способа, ни самой сути разоблачения культа личности, которое предпринял Хрущев на XX съезде партии в 1956 году. И хотя Пекин всегда подчеркивал китайскую специфику, там восприняли эти разоблачения как удар и по своей политической и идеологической системе. Началась полемика. В «Жэньминьжибао» напечатали статью «Об опыте диктатуры пролетариата». По-моему, так она называлась. Затем другую — «Еще раз об опыте диктатуры пролетариата». В «Правде» опубликовывались ответные материалы, сначала без упоминания Китайской компартии, потом с более четким адресатом. Обе стороны не вникали в аргументы друг друга, нарастало взаимное раздражение, применялись все более грубые эпитеты.