Жизнь и смерть Кришнамурти
Шрифт:
М.Л.: Вы теперь придерживаетесь иного мнения о том, что произойдет после вашей смерти, чем десять лет назад в Эппинг-форест.
К.: Не уверен, есть ли разница. Есть книги, но их недостаточно. Если они (окружающие его люди) действительно это имели бы, они были бы феноменами, подобно К. Феномен говорит: «Есть ли люди, которые выпили воду, для продолжения дела?» Я бы пошел к тому, кто знал его и через него получил бы представление о том, кем он был. Я бы прошел многие мили, чтобы поговорить с тем, кто был с ним: «Вы испили воды, с чем это можно сравнить?»
Разговор прекратился, поскольку опять К. пришлось пойти прилечь из-за боли в голове и шее. Я осталась с чувством, что К. хотелось хоть раз бросить взгляд со стороны, чего он никогда не сможет сделать. Я вспомнила его слова, произнесенные 28 декабря 1925 года после
Я вернулась в Лондон с чувством огромного сострадания к нему. «Вода никогда не узнает в чем ее суть», — сказал он в предыдущем разговоре. Он не сможет бросить взгляд со стороны; никогда не узнает, кто он; никогда не увидит, как преображается его лицо в моменты особого вдохновения и душевного подъема. Смогу ли я найти за него? Он сказал, что подобное возможно, велел нам попытаться, тогда как в 1972 году он сказал группе американских попечителей в Охай, что никому понять не суждено — что есть нечто «Слишком широкое, чтобы передать словами». Теперь он говорит: «Когда вы обнаруживаете нечто, у вас должны быть слова чтобы его назвать». Смогу ли я? Присущее ему чувство защищенности и настойчиво повторяющаяся мысль о пустом уме, — вот ключи к поиску. Смогу ли я разгадать? Вызов, брошенный им, захватывал, опьянял.
Я смогла еще раз поговорить с К. осенью в Броквуде после встречи в Саанене и Броквуде, а также на последнем семинаре ученых. Я хотела попытаться выяснить, откуда — снаружи или изнутри его самого — исходило «вдохновение». Он начал с того, что когда впервые стал выступать, он пользовался теософским языком, но с 1922 года (года, в котором был опыт в Охае) он пришел к собственному языку. Он снова прокомментировал положение о пустом уме, сказав: «Когда ум не заполнен, он только позже узнает что он был пуст». Снова цитирую по записям Мэри Зимбалист:
М.Л.: Когда же он перестает быть пустым?
К.: Когда необходимо пользоваться мыслью, общаться. В других случаях он незаполнен. Во время семинара, когда я говорю, он появляется.
М.Л.: Вы видите что-нибудь?
К.: Нет, он просто появляется. Я ничего не вижу и не перевожу. Он обнаруживается, когда я о нем не думаю. Когда он приходит, он обретает логическую, разумную форму. Когда же я осторожно обдумываю, записываю, повторяю, ничего не происходит.
М.Л.: Он появляется снаружи, вне вас?
К.: С художниками и поэтами происходит иначе, поскольку они сами его выстраивают. Осознание его (К.) революционного учения должно приходить медленно, постепенно. То не подобное языку изменение. (Он снова повторил, как ему предлагали в Гштааде полетать на дельтаплане). Я бы взлетел как птица и это было бы таким удовольствием. Но я понял, что я не должен этого делать не нужно. Нельзя делать то, что неблагоприятно для тела. Я чувствовал так, принимая во внимание предназначение К. Мне нельзя заболеть, иначе не состоится беседа, вот (Поэтому я предпринимаю меры предосторожности. Здесь есть тело, чтобы говорить; оно было выращено с целью вести беседу. Все остальное не важно, поэтому телу требуется защита. С другой стороны, я чувствую, что есть защита, существующая независимо от меня. Особая форма зашиты, словно будущее более или менее определено. И защита не только для тела. Мальчик родился с такой особенностью — ему требовалась защита, чтобы выжить для выполнения своего предназначения. Каким-то образом тело защищено, чтобы выжить. Какой-то элемент наблюдает за ним. Нечто защищает его. Проблематично сказать, что это Майтрейя — слишком конкретное, достаточно простое объяснение. Но я не в состоянии заглянуть за занавес. Не могу. Я пытался с Пупул (Джаякар) и другими индийскими учеными, которые настаивали. Я говорил, что «то» не Майтрейя, Бодхисаттва. Защита слишком конкретна, слишком отработана. Но защиту я чувствовал всегда.
Я была склонна верить, что К. использовали, причем, начиная с 1922 года, действуя чем-то снаружи. Это совсем не значит, что он был медиумом. Медиум отделен от того, что он или она «проводит», в то время как К. или что бы ни проявлялось посредством него, были едины. Его сознание было пропитано другим как губка водой. Бывали, тем не менее, случаи, когда вода, казалось, пересыхала, оставляя его таким, каким
В конце года К. подвергся еще одному психическому воздействию во время прибивания в Индии. 21 февраля 1980 года в Охае он продиктовал Мэри отчет о случившемся (Мэри в тот год не сопровождала его в Индию), называя себя в третьем лице:
«Из Броквуда 1 ноября 1979 года К. отправился в Индию. Проведя несколько дней в Мадрасе, он выехал прямо в Долину Риши. В течение долгого времени он бодрствовал среди ночи, пребывая в том особенном состоянии медитации, которое сопутствовало ему долгие годы. Это было нормальным явлением в его жизни. Это не сознательное, преднамеренное преследование медитации или бессознательное желание достигнуть чего-то. Совершенно ясно, что такое приходит само, без вызова. Он искусно владел мыслью, запоминая медитации. Таким образом, в каждой медитации была новизна и свежесть. Было чувство нарастания движущегося, непрошенного и незваного. Иногда сила настолько высока, что голова разрывается от боли; иногда возникает чувство огромной незаполненности, обладающей неизмеримой энергией. Иногда он просыпается, смеясь от бездонной радости. Такие особого рода медитации, разумеется не вызываемые специально, возрастали. Только в те дни, когда он путешествовал или возвращался поздно, они прекращались; точно также тогда, когда он просыпался рано и путешествовал.
С прибытием в Долину Риши в середине ноября 1979 года импульс возрос, и однажды ночью в странном спокойствии, царившем в той части мира, в тишине, не нарушаемой уханьем сов, пробудился он, чтобы найти нечто совершенно отличное и новое. Движение достигло уровня источника энергии.
Не следует путать или даже просто думать о боге или высочайшем главном, брахмане, которые являются проекциями человеческого ума из-за страха и тоски, нескрываемого желания обрести полную безопасность. Это совсем не то. Желание не способно достичь его, слова не обладают нужной силой, равно как и цепочка мыслительного потока. Меня могут спросить, почему я с такой уверенностью утверждаю, что в этом источник всех энергий? Можно только ответить с полным смирением, что это так.
В течение всего периода пребывания К. в Индии вплоть до конца 1980 года он каждую ночь пробуждался с чувством абсолютного. То не состояние, не статичная, фиксированная, недвижущаяся вещь. В ней вся вселенная, неизмеримая для человека. Когда он возвратился в феврале 1980 года в Охай, после того, как тело более-менее отдохнуло, возникло ощущение, что нет ничего выше этого. Вот предел — начало, конец и абсолют. Есть лишь чувство невероятной безбрежности и необыкновенной красоты».
КОНЕЦ ИЗВЕСТНОГО
Когда в феврале К. вернулся в Охай, вобрав в себя новую громадную энергию, он почувствовал, что им недостаточно «пользовались». «Чем я собираюсь заниматься здесь в течение двух месяцев? — спросил он Мэри, — я растрачиваю себя впустую». Как и ожидалось, у него было много дел в связи с новой школой в Дубовой Роще, когда он вел беседы с преподавательским составом и родителями. Многие родители переехали в Охайскую Долину, чтобы их дети могли посещать школу, а они сами принимать большее участие в делах школы, чем если бы она была школой-интернатом. Марк Ли, преподававший в долине Риши американец, женатый на индианке, стал первым директором школы.
К., конечно, не терял попусту время, когда в марте к нему приехал Дэвид Бом, который имел с ним восемь длинных бесед. Эти беседы, наряду с состоявшимися позднее в Броквуде еще пятью, были опубликованы в 1985 году под названием «Конец времени» — одна из наиболее значительных книг К., поскольку она привлекла внимание новой аудитории. Беседы с их быстрыми вопросами и ответами, не позволяют себя цитировать. А развитие в них идей осуществляется очень медленно. В них говорится о конце мысли и времени, а именно психологическом времени и мысли, которые принадлежат прошлому. Все, что мы выучили, все, чем мы являемся сами, все содержимое нашего сознания есть прошлое, заключенное в нашей памяти в виде мысли, и поэтому мозг забит прошлым, что означает, что нет истинного видения, потому что мы все видим через облако мысли, неминуемо ограниченное «я». «Разве возможно, — спрашивал К., — чтобы время пришло к концу? Вся идея о времени как о прошлом не означает ли что нет завтра?».