Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника
Шрифт:
Ранним утром 5 октября я был разбужен треском наших MG 42 и четким звуком стрельбы русских автоматов. С двумя связными я бросился к главной траншее. Ко мне подбежал курсант-стажер и встретил меня словами: «Здесь иваны!» Я схватил его за грудь, сказал, что он должен следовать за мной, и поспешил дальше. В траншее лежал убитый русский. С автоматом на изготовку я начал осматривать траншею. Один из моих связных крикнул: «Вот они!» Мы немного опоздали. Наш надежный фельдфебель Гейслер уже успел отбить атаку штурмовой группы противника.
Последние два ивана рухнули на нейтральной полосе под нашим огнем. Двое сдались в плен. Трое лежали в траншее мертвыми, среди них командир,
Вечером на наш участок прибыл командир полка подполковник Дорн, который принял доклад об утреннем визите противника. Правда, он не называл меня «малышом», как это делал летом Новак, но, как и Новак, действительно относился ко мне с отеческой заботой. На ремне у Дорна висела фляжка, из которой он предложил нам выпить. Это был хороший, согревающий коньяк.
Надежды на период отдыха на этом участке оказались несостоятельными. В ночь на 12 октября нас сменили и отвели в тыловую зону, в деревню, расположенную в 10 километрах от линии фронта. До полудня нам удалось поспать без помех со стороны противника. Переброска на грузовиках к северу планировалась на вторую половину дня. В это время там шли бои, которые вошли в историю войны в России как «сражение за Смоленское шоссе». Обстановка сложилась критическая.
Русские продолжали атаковать и в нескольких местах прорвали нашу оборону.
Ночь на 13 октября мы провели в поселке Ленино. рота была пополнена до 70 человек, и я нашел для них две комнаты в русском доме. Теснота была ужасной. Спать было можно только на одном боку и всем повернувшись в одну сторону. Перевернуться было невозможно, потому что тогда должен был зашевелиться весь ряд. Отвратительный запах, теснота и вши не позволили нашему отдыху стать полноценным сном. Постоянно кто-нибудь вздрагивал, измученный вшами. Вдобавок появилась еще и «сова», советский биплан, хорошо известный нам по опыту окопной войны. После своей поездки верхом возле Ельни я стал чувствительным к этому самолету, так что надежды заснуть у меня не было. «Сова» действительно сбросила несколько осколочных бомб. Одна из них попала в соломенную крышу нашего дома. К счастью, она не взорвалась, иначе последствия были бы для нас очень тяжелыми.
Днем мимо нас со своей батареей проследовал обер-лейтенант Рауприх, мой знакомый по строительному штабу. Я остановил его и расспросил об обстановке. Он сказал, что его артиллерийский полк получил приказ занять огневые позиции. Были и другие новости. Шел третий этап сражения за Смоленское шоссе. Недалеко от того места в бой была введена польская дивизия, а также советские женские подразделения. Рауприх сказал, что сам видел женщин-военнопленных. Он не удивлялся, что русские имели возможность поддерживать темп наступления и в то же время вести оборонительные бои. Еще он рассказал о том, как из-за нехватки транспорта командование противника заставляло местных женщин, стариков и детей перекатывать по дорогам бочки с бензином.
С наступлением темноты я, как было приказано, выдвинулся со своей ротой вперед. Надо было создать еще один рубеж обороны перед участком прорыва. Мы вырыли себе окопы, и солдаты принесли сена
До основной полосы обороны было около трех километров. С передовой доносились звуки стрельбы артиллерийских орудий и взрывов снарядов, а временами огня стрелкового оружия. Вместе со своим связным, колено к колену, я сидел в нашем окопе на двоих. Мы мерзли и не могли уснуть. В 22.00 батальонный связной вызвал меня на командный пункт соседней части, где уже расположился наш штаб. Дрожа от холода и ругаясь, я последовал за ним.
Капитан Байер был назначен командиром батальона в 461-й полк нашей дивизии. Поэтому я был принят новым командиром, майором Брауэром. Он только что прибыл из Норвегии. Брауэр принимал участие в Первой мировой войне, не имел никакого понятия о Восточном фронте и казался встревоженным и смущенным. Фактически батальоном управлял адъютант, лейтенант Букш. Я получил приказ немедленно продвинуться вперед для участия в контратаке. Надо было срезать выступ в нашей обороне. Вбитый противником клин был размером 100 метров в глубину и 220 метров в ширину. В середине выступа находилось кладбище. Моя рота, при поддержке трех штурмовых орудий, должна была пойти в лобовую атаку. Слева и справа от меня, с основной линии обороны должны были подойти штурмовые группы 1-й и 2-й роты. С 10.35 до 10. 40 по участку прорыва должна была вести огонь артиллерия. После этого нам надо было продвигаться вперед.
Лейтенанту той части, на участке которой произошел прорыв, я вручил записку с сообщением о своем выходе на исходный рубеж. Он пошел с нами, чтобы ввести меня в курс дела. Рядами с интервалами в пять шагов рота пошла вперед. Я хотел атаковать двумя клиньями. Один должен был вести я, а другой — фельдфебель Гейслер. Это было необходимо, потому что в темноте я бы не смог увидеть полосу атаки целиком и поэтому положился на Гейслера. Время пришло, и позади нас послышался шум моторов штурмовых орудий. От участка прорыва нас отделяло 300 метров. Лейтенант из соседней части указал направление в сторону кладбища, пожал мне еще раз руку и удалился.
Я проинструктировал командиров отделений. Приглушенными голосами, словно противник был совсем близко, они передали приказы дальше. Потом началась артподготовка. Залп за залпом наша артиллерия била по тому месту, где должен был находиться противник. Появились штурмовые орудия. За пять минут артобстрела мы подошли на расстояние 100 метров от намеченной цели. Как только он прекратился, противник открыл огонь. Теперь мы оказались под градом артиллерийских снарядов и, самое главное, под минометным огнем. Одну за другой русские выпускали осветительные ракеты.
Местность, которая совсем недавно была под слабым лунным светом, была теперь залита свечением горящего магния. Солдаты сгрудились вокруг штурмовых орудий, полагая, что будут в безопасности от пуль и осколков. Но теперь укрытия надо было искать в воронках, продвигаясь вперед метр за метром. Казалось, что прошла целая вечность с того момента, когда остановились штурмовые орудия. Огонь со стороны противника продолжался, не ослабевая. Казалось, что он перепахивает землю. При свете ракет были видны кресты и могильные холмы. Среди них были похожие на призраки фигуры, которые стреляли в нас из автоматов. Они атаковали. Сквозь грохот взрывов прорывался громкий «лай» их стрельбы.