Жизнь и смерть наместника Ритхана
Шрифт:
Дело в том, что для Эйдена это дело почти личное?
Почему его отправили сюда? Нет, почему поехал он сам – Тайра понимала, у него были причины. Но почему император одобрил это? Больше некого, остальные боятся умереть? Или в нем есть что-то такое, чего нет в других? Упрямство. Он докопается до правды, чем бы ему это ни грозило. А докопавшись…
Что будет, если он узнает все?
Если доживет.
Даже Тайра всего не знает. Хотя была так близко… Каро всегда оберегал ее от темных дел семьи, и сейчас… Ей ведь все равно придется
Но она так надеялась все забыть и жить дальше. Хоть немного забыть.
Не выйдет.
Тайра ждала допросов, но Эйден всю дорогу думал только о чем-то своем.
Тайра уже подумала, что сегодня никаких разговоров не будет, они оставят это, по крайней мере, до завтра, сегодня с них хватит черного круга.
Но тут чуть в стороне, на холме старый каменный дом. Эйден тоже заметил его. И Тайра поняла, что вот – сейчас.
– Это ведь дом Маэйра? – спросил наместник.
Да.
Праздный вопрос на первый взгляд, любопытство, дом отчетливо выделяется своими высокими шпилями, его нельзя не заметить. Но в праздное любопытство этого человека Тайра больше не верила.
– Был когда-то, – сказала она. – Маэйра больше не осталось. Сейчас этот дом принадлежит лорду Мально Кастадо.
– Лорду! – Эйден фыркнул. – До Резни, насколько я знаю, он был торговцем шерстью, а не лордом. Нужно наведаться к нему. Вы не составите мне компанию?
Тайре это не нравилось. Эйден совершенно точно знал больше, чем говорил, и его мотивы понять можно… Он будет копать, пока не докопается до истины, хвататься за любую возможность. Но только Тайра не очень хочет в этом участвовать.
А еще, «Резней» это называли только местные. Малькасийцы предпочитали называть это «бунтом хойне» или «Соломенной ночью», тогда сгорели все принадлежащие малькасийцам дома в городе, включая государственные постройки.
– Я? Зачем мне ехать туда?
– Вы хорошо знаете дом, – пожал плечами Эйден. – Полагаю, и лорда Кастадо знаете неплохо.
Это не нравилось определенно. Если он хочет копать – пусть копает, Тайра тут не причем.
– Что вы знаете обо мне? – сказала она.
– Ничего особенного, мне доступны только официальные открытые сведения, то, что и так известно всем. Ваш покойный муж был внуком Шиммура Маэйра, последнего настоящего айни-ункара хойне. Полагаю, вы не раз были в этом доме.
Говорить об этом определенно не хотелось. О Шиммуре…и тем более о Каро… это до сих пор причиняло боль. Тайра и не думала, что это заденет так сильно.
– Шиммур Маэйра умер больше десяти лет назад, задолго до… тех событий. И с его смерти я почти не бывала здесь.
– Ваш муж не слишком-то ладил с родней?
– Какое вам дело? – резко спросила Тайра. Сейчас страшно жалела, что поехала, что поддалась на все это, но теперь сбегать было слишком глупо, некуда, они и так возвращаются домой, а подобных вопросов не избежать.
– Полагаю, ваши семейные отношения
– Не лезьте в это!
Вышло грубо, эмоционально, но иначе Тайра не могла.
– Я здесь именно за этим, – сказал наместник очень спокойно и равнодушно. – Чтобы лезть. И времени у меня немного. Нимаш Маэйра, дядя вашего мужа, насколько мне известно, был настроен очень радикально, высказывался не только за независимость Ритхана, но и за изгнание всех малькасийцев с этой земли. А ваш муж…
– Не смейте говорить о моем муже!
Тайра даже сама не могла понять, что так сильно ее в этом пугает. Два года назад все закончилось. Она осталась одна… После Резни ее допрашивали не раз, все что могли – вытащили наружу, даже то, о чем сама Тайра не могла знать. И повторить все это она была не готова.
– А ваш муж выступал за мягкие реформы, – закончил Эйден. – Он полагал, что все мы можем жить в мире.
– В мире! Вы знаете, что с ним сделали?! – хотелось схватить наместника и тряхнуть посильнее, а лучше врезать в морду. О каком мире можно говорить?
– Его пытали, – сказал Эйден холодно. – Очень жестко пытали, насколько мне известно. Хотели получить всю информацию о заговорщиках. Но он молчал. Когда поняли, что он ничего не скажет, то переломали ему все кости и привязали к столбу на площади. Официальный отчет говорит, что он умер через сутки, его сняли. Сплетни говорят о неделе. Но срок, полагаю, не важен.
Ее муж, ее сыновья… мальчики считали себя взрослыми, не хотели оставаться в стороне.
Тайра поняла, что губы дрожат, и дрожит подбородок. Слезы подступают к глазам, она сейчас расплачется. Но плакать нельзя. Не перед ним – уж точно. Тайра должна быть сильной.
– Я вас ненавижу, – только сказала она.
– Ненавидите меня за то, что наместник Реттрей сделал с вашим мужем два года назад?
Вот так, из его уст, это звучало не слишком разумно. По-идиотски. Но это так.
– Да, – сказала Тайра.
И не только за это.
– Понимаю, – сказал Эйден, устало вздохнул. – Ненависть помогает держаться, помогает сохранить силы, чтобы не упасть и идти дальше. Но это путь в никуда. Ненависть сжигает душу.
Дико слышать такое от него, особенно потому, что вовсе не лицемерие, наместник говорит искренне. Правду Тайра всегда чувствовала хорошо. Но…
– Вы считаете, я должна простить? – это казалось почти насмешкой. Издевкой. Такое не прощают.
– Кого простить? – спросил он. – Насколько мне известно, Реттрею выкололи глаза, отрезали уши и язык и повесили там же. В качестве мести. Он давно мертв.
– Мертвым прощение не нужно?
– Нет, – спокойно сказал он. – Прощение нужно живым. Даже не прощение. Нужно найти новые цели и жить дальше.
– Вы что, проповедовать сюда приехали?! – это раздражало невыносимо. – Вы ничего не знаете об этом!