Жизнь и смерть
Шрифт:
Нехорошо болеть, еще хуже умирать, а болеть и умирать с мыслью, что ничего не останется после тебя на свете, – хуже всего.
Но что же такое смерть? Та минута в целом бытии человека, в которую он перестает видеть себя в теле. – Вот и все.
Мы твердо верим в то, что наступит наконец такое время, когда стыдно будет умирать человеку ранее ста лет.
За
Когда нам не хочется умирать, это значит, что нам не хочется лишаться того, что мы уже знаем, пережили, видели: солнца, моря, дождя, травы, снега, музыки, любви… А вовсе не потому не хочется умирать, что осталось-де много неизведанного. О неизведанных радостях и наслаждениях мы не думаем и не жалеем.
…Гибнет в потоке времени только то, что лишено крепкого зерна жизни и что, следовательно, не стоит жизни.
Мертвые срама не имут.
Есть разные мертвые, одни из глубины пережитых тысячелетий и теперь властно определяют направление нашего современного лучшего.
Многих малодушных, уже решившихся на самоубийство, удерживало на земле сознание, что они нужны для любящих их, и они долго еще жили, укрепляясь в мысли, что более храбрости требуется для жизни, нежели для смерти. А еще более бывало таких, которые забывали причины, побудившие их на самоубийство, и даже жалели, что жизнь так коротка.
Не спасешься от доли кровавой,Что земным предназначила твердь,Но молчи, несравненное право —Самому выбирать свою смерть.Надо быть животным, чтобы хоть раз в жизни не подумать о самоубийстве.
Самоубийство – есть самый непростительный факт, какой только имеется в природе…
Да, справедливо сказал кто-то про самоубийц: пока они не исполнят своего намерения – никто им не верит; а исполнят – никто о них не пожалеет.
Я когда-то умру – мы когда-то всегда умираем, —Как бы так угадать, чтоб не сам – чтобы в спину ножом:Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, —Не скажу про живых, а покойников мы бережем.Есть ли что-нибудь на свете, что заслуживало бы верности? Таких вещей очень мало. Я думаю, надо быть верным бессмертию, этому другому имени жизни, немного усиленному. Надо сохранять верность бессмертию, надо быть верным Христу!
Люди умирают для того, чтобы жило человечество.
Человек, умирая индивидуально, соматической смертью, не умирает общественно, переливаясь своим поведением в составе коллектива и творчеством в живое окружение, общественность. Он продолжает жить в тех, кто остается в живых, если он жил при жизни, а не был мертв. Коллектив живой воскресает мертвых.
Чувство бессмертия – прирожденное чувство, иначе как бы мы жили беспечно до невозможности и безумно жестоко или бы отдавали иногда совсем даром другому свою короткую жизнь.
Я познание сделал своим ремеслом,Я знаком с высшей правдой и с низменным злом.Все тугие узлы я распутал на свете,Кроме смерти, завязанной мертвым узлом. Да можно ли ручаться наперед,Кто здесь из нас кого переживет?Смерть смотрит ли на молодость, на силуИли на прелесть лиц?Ах, в старости моей прекраснейших девицИ крепких юношей я провожал в могилу!Лично я не боюсь смерти, а скорее бессмертия.
Все бессмертно. Вечно и живо. До дырочки на сапоге, которая и не расширяется, и не «заплатывается» с тех пор как была. Это лучше «бессмертия души», которое сухо и отвлеченно. Я хочу «на тот свет» прийти с носовым платком. Ни чуточки меньше.
Один стремится к бессмертию продолжением своего рода, другой делает большие земные дела, чтобы обессмертить свое имя, и только третий ведет праведную и святую жизнь, чтобы достигнуть бессмертия, как жизнь вечную.
Неужели и мысль, невысказанная боль – все исчезает бесследно? Или все же что-то остается, витает незримо, и придет час – отзовется в чьей-то душе?
После поэта остаются книги, после художника – полотна, после государственного деятеля – страницы истории. А после человека? Разве что память, немного света и тепла.
Какое счастье вовремя умереть для человека, не умеющего в свой час ни сойти со сцены, ни идти вперед.
Закон жизни для мудрых неясен, но он все более и более выясняется по мере того, как они ему следуют. Закон жизни для обыкновенных людей ясен, но он все более и более затемняется по мере того, как они ему следуют.