Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Шрифт:
Начальник отдела, куда я устраивался, по фамилии Мхитаров, хитрый армянин, тщательно выведывал у меня, почему я не поехал по распределению. Ответ выглядел убедительно: «А кому охота в марганцовую шахту лезть?». Диплом был «красный» — с отличием, и Мхитаров взял меня, но осторожно назначил зарплату всего в 80 рублей.
«Проявишь себя — повысим!» — резюмировал он.
Я соглашался — выбора-то не было! 80 рублей — это около 25 бутылок водки, то есть что-то около 80 долларов получалось по покупательной способности. Но мне нужно было 100 рублей, и я начал «проявлять себя», хотя мне и предложили месячишко осмотреться и привыкнуть.
Я
«Хочешь задачу, которую никто не может решить, даже я сам? Решишь, тут же на сто рублей переведу. Не можем аппарат на госиспытания выставить из-за этого!».
И он рассказал мне о самом крупном пороке тбилисского телетайпа. Дело в том, что телетайп печатал по принципу печатной машинки, там так же протягивалась красящая лента, причем протягивалась она ненормально быстро. Привод был от единственного торчащего поблизости вала, на который был насажен кулачок-эксцентрик, как на распределительном валу двигателя, если так понятнее. А толкал этот кулачок рычаг с маленьким роликом, раза в три меньше по размерам, чем сам кулачок. Толкнет — лента протянется; но толкал-то он очень часто, так как вал вращался быстро. А понизить его обороты не было никакой возможности — не ставить же редуктор, там места не было вообще никакого. Да и новых деталей не добавишь — их номенклатуру нельзя увеличивать. Вот как хочешь, так и крутись, а обеспечь скорость протяжки ленты в 2–3 раза медленнее, не добавляя ничего! «Это задачка потрудней теоремы Ферма!» — глубокомысленно заметил Мхитаров.
У меня мелькнула остроумная идея, но я все-таки переспросил Мхитарова:
— Точно дадите сто рублей в месяц, если докажу эту теорему Ферма?
Честное слово, при свидетелях говорю! — и он, подозвав к себе ведущего конструктора Хагагордяна и старшего инженера Тертеряна, еще раз пообещал мне прибавку при них.
Надо сказать, что в отделе, где начальником был Мхитаров, инженеры были все армяне. Не всем это нравилось, например, начальнику предприятия — грузину Нижарадзе, да и самим работникам это было не по душе. Нет, не то, что все вокруг были армяне, а то, что они сами были этой национальности.
Дело в том, что родившиеся и выросшие в Тбилиси армяне (а их было более половины всего населения Тбилиси тех годов) считали себя грузинами, но фамилия-то выдавала их происхождение. Сколько я знал людей по фамилии Мхитаришвили, Тертерашвили, Саркисашвили и других, фамилии которых имели армянский корень и грузинское окончание. Тот же Мхитаров — это Мхитарян, но переделанный под русского, если переделывать под грузина — будет Мхитаришвили. Тертерян — от армянского слова «Тертер» — «священник»; фамилия Тертерашвили нереальна, как, например, «Рабинов». Рабин, раввин — это еврейский священник, русское окончание «ов» к нему так же нелепо, как и грузинское «швили» к армянскому священнику — «тертеру».
Наш старший инженер Тертерян, как выпивал, плакал и жаловался, что жить не может с такой фамилией — даже грузинское окончание не поможет!
— А ты женись на грузинке и возьми ее фамилию, так ведь разрешено! — как-то посоветовал ему я.
Бедный Тертерян был поражен легкостью разрешения этой проблемы. Он даже поцеловал меня за мудрый совет и налил стакан водки. Так вот, я представил Мхитарову такое доказательство «теоремы Ферма», что он тоже расцеловал меня, правда, стакана
В чем же заключалось доказательство «теоремы Ферма»? Я просто переставил местами кулачок и ролик: маленький ролик я надел на приводной вал, а кулачок — на рычаг. Ролик должен был сделать около трех оборотов, пока кулачок обернется один раз и толкнет рычаг, протягивающий ленту. Скорость ленты убавилась втрое. Такого решения, когда ведущим является ролик, а ведомым — кулачок, не описано ни в каких справочниках по кулачковым передачам — вот конструкторы и не знали, как поступать.
Новый вариант лентопротяжки был тут же изготовлен, и телетайп пошел на госиспытания в модернезированном виде. А Мхитаров еще раз сделал мне доброе дело, выручил в серьезной ситуации.
Как-то мне понадобились латунные прутки определенного диаметра, но я нигде их не мог достать. А на работе, то есть в п/я 66, такие были. Вынести что-нибудь из военной организации — уголовное дело. Но я решился — просунул себе в брюки и под пиджак два прутка, концы вставил под носки в туфли и пошел в конце рабочего дня на проходную. Шел, правда, не очень нормально — ноги-то не сгибались! И вот меня по дороге догоняет Мхитаров, дружески берет под руку и чувствует — под пиджаком пруток. Пощупал с другого бока — другой пруток.
Ты что, в тюрьму захотел? — бледнея, спросил меня Мхитаров, но так как дело было уже в проходной и нас толкали сзади, взял меня за локоть и, подталкивая, провел через проходную.
Его знали все вахтеры и отдали под козырек. Уже на улице Мхитаров серьезно предупредил меня, чтобы это было в последний раз. По крайней мере, в данной организации.
Кроме лентопротяжки я сделал еще несколько более мелких усовершенствований в конструкцию телетайпа — уменьшил маховый момент фрикционной муфты, перенес в удобное место стробоскопические метки для определения скорости ее вращения, не буду перечислять больше, так что разницу в окладе, я, думаю, окупил.
Но после достижения своей цели — ста рублей в месяц, охота к работе прошла. И я стал делать другие изобретения, за которые Мхитаров меня бы не похвалил. Прежде всего, я изобрел «мхитароскоп». В бюро, где я сидел, было еще человек пятнадцать конструкторов среднего звена. Работать они не очень любили, но в картишки перекинуться на работе, были непрочь. А женщины предпочитали вязать спицами. Я же делал эскизы не совсем относящиеся к телетайпу, а скорее к скреперу. Но хитрый Мхитаров обычно тихо крался по коридору, а затем стремглав врывался в дверь нашего бюро, ловя нерадивых сотрудников за посторонними занятиями. Выставить же дежурного за дверь мы не могли — нас тут же разоблачили бы.
Но под потолком бюро было маленькое вентиляционное отверстие, куда я вставил старое зеркало заднего вида от автомобиля, без металлической оправы, разумеется. Выделялся дежурный, который из комнаты снизу смотрел в зеркало, названное «мхитароскопом», и видел все, что происходило в коридоре.
Забавно было наблюдать, как Мхитаров на цыпочках крался вдоль коридора, а потом врывался в комнату, где все были заняты своими прямыми делами. Дошло до того, что он вызвал меня к себе в кабинет и расспросил, что бы такое могло значить. И я, не смущаясь, поведал ему, что предупредил сотрудников, которые занимались посторонними делами: дескать, я все расскажу Мхитарову, так как многим обязан ему и, кроме того, болею за свою организацию.