Жизнь как жизнь (Проза жизни) [Обыкновенная жизнь]
Шрифт:
Шпулька пришла исключительно рано только потому, что дома у нее часы спешили на полчаса. Теперь она пыталась рассказать Тереске все последние новости одновременно.
— Ивоны вообще нет и не будет, она вроде как школу бросила. Кристина на каникулах обручилась…
Тереска замерла, наполовину открыв портфель.
— Что сделала?! — спросила она, не веря собственным ушам.
— Обручилась.
— Шутишь!
— Ничуть! Она сама сказала.
— Спятила, наверное! С кем?!
— Да с этим своим… прошлогодним воздыхателем. С тем, который так ее ждал у школы.
— Что у нее есть?!
— Жених. Такой, как в книжках, до войны. Ну, чтобы приносил цветы и сидел бы в будуаре.
— Кто-то тут свихнулся: или ты, или она. Откуда она возьмет будуар?
— Ну, не знаю. Может, он у нее в кухне сидит. Или в ванной. Во всяком случае, жених есть…
— Букатувна и Кемпиньская, — ледяным тоном сказала с кафедры Каракатица, — мне что, рассадить вас с первых дней?
Тереска со Шпулькой немедленно смолкли. Рассаживание по разным партам они обе согласно считали самым большим несчастьем, которое могло бы случиться в школе. Они прекратили беседу, рискуя, что вот-вот с треском лопнут, не поделившись новостями и переживаниями.
Тереска обернулась. Кристина, которая сидела за нею, была, несомненно, самой красивой девушкой в школе, а может быть, и во всех школах целого города. Вот так должна была бы выглядеть Хелена Курцевич [3] . Глаза и волосы черные, черты лица выразительные и нежные, несравненная персиковая кожа — все идеально совпадало.
3
Героиня романа Г. Сенкевича «Огнем и мечом» из трилогии «Огнем и мечом», «Потоп», «Пан Володыевский».
И все-таки, невзирая на ее потрясающую красоту, Кристина пользовалась непропорционально небольшим успехом. Участвуя в уроке математики только крохотным уголком сознания, Тереска раздумывала о причинах этого непонятного явления. Любой парень при виде Кристины сперва немел от восхищения, а потом начинал относиться к ней со своеобразной опаской, оказывая знаки внимания другим, менее красивым. Кристина вела себя нормально, относясь ко всем с одинаковым дружелюбным равнодушием, никого не выделяя и никому не стараясь понравиться.
«Какая собака тут зарыта? — думала Тереска. — Парням же должно нравиться завоевывать недоступных женщин, пусть для разнообразия. Да и разве она недоступная? Ничего подобного, ее можно было бы покорить, если бы только кто-нибудь попробовал. А, ну да, один попробовал… За нее же должны драться! Ей, наверное, просто все безразлично, в ней словно нет жизни, она все-таки перебарщивает с этим своим спокойствием…»
Апатия и равнодушие. Кристина была абсолютно апатична и равнодушна, лишена всякой инициативы, временами казалось, что ей и жить-то не очень хочется. Если ее подбивали на какое-нибудь дело, она пассивно сопротивлялась, а если уж удавалось ее заставить в чем-то участвовать, она делала это абсолютно равнодушно, без малейшего желания, даже не скрывая, насколько ей все это скучно и нудно. Школу она собиралась
«Вот, наверное, в чем дело, — подумала Тереска. — Никто же не выдержит такого: жить и за себя, и за нее. Пару дней — это пожалуйста, но ведь не постоянно. Они, наверное, это чувствуют и боятся из-за лени…»
— По-моему, лучше всех с этим справится Кемпиньская, — сказала с кафедры Каракатица ядовито-сладким голоском. — В конце концов, сможете сделать это вдвоем, вместе с Букатувной…
Не имея ни малейшего понятия, о чем идет речь, Тереска при звуке своей фамилии машинально поднялась из-за парты. Она смутно почувствовала, что Каракатица ни о чем не спрашивала, поэтому не пыталась отвечать, глядя на классную руководительницу совершенно бессмысленным взглядом. Сидящая рядом Шпулька застыла как изваяние и не пыталась ничем помочь.
— Ну вот, теперь вы знаете, что вам делать, — сказала Каракатица. — Разумеется, ты согласна. Жертвователей, если они захотят, можете записывать. Сама понимаешь, что от результата твоих стараний зависит все. Можешь сесть.
— Господи, ты что, совсем сдурела?! — отчаянным шепотом прошипела Шпулька. — Ты зачем согласилась?!
— Не знаю, — виновато и тревожно ответила Тереска, тоже шепотом. — Она меня застала врасплох. А чего ей надо? Я ни слова не слышала.
— Кемпиньская, это не значит, что вы с Букатувной должны уговариваться немедленно!
Только после звонка с урока Тереска узнала, на что она выразила молчаливое согласие.
— Ты что, оглохла, что ли? — сказала сердитая Шпулька — Я просто остолбенела! Кто нам даст деревца, люди ведь продают их за большие деньги, и как ты себе это представляешь — носильщика, что ли, наймешь?!
— Я вообще не понимаю, что ты такое говоришь, — сказала не менее сердитая Тереска. — Какие деревца, какого носильщика?! Что нам нужно делать?!
— Посадить сад.
— Нам?
— Всему классу. А мы с тобой должны обеспечить саженцы или что-то там в этом роде, которые надо выпросить. Люди должны нам это подарить. Пожертвовать. Как гуманитарную помощь. А фрукты из этого сада пойдут в детский дом. Не помню который.
— Матерь Божия! Где этот сад?! У школы?
— В Пырах. В рамках движения озеленения страны. О чем ты думала, Господи, что оглохла на уроке до такой степени?!
Тереска была ошарашена.
— О Кристине, — призналась она. — Кто выдумал этот идиотизм?
— Вот уж не думала, что я такая интересная, — с вежливым удивлением вмешалась Кристина. — Только не сваливай вину на меня.
— Педагогический коллектив школы, — мрачно ответила Шпулька. — Долгосрочная общественная работа с долгосрочной пользой. А о чем ты там думала?
— Погоди. Это же глупость. Фрукты из этого сада будут только через пару лет! Мы что, должны будем и после окончания школы возделывать этот садик? Всю жизнь? И кто будет за этим следить?