Жизнь Клима Самгина (Часть 3)
Шрифт:
– Ну, одним словом: Локтев был там два раза и первый раз только сконфузился, а во второй - протестовал, что вполне естественно с его стороны. Эти... обнажённы обозлились на него и, когда он шел ночью от меня с девицей Китаевой, - тоже гимназистка, - его избили. Китаева убежала, думая, что он убит, и - тоже глупо!
– рассказала мне обо всем этом только вчера вечером. Н-да. Тут, конечно, испуг и опасение, что ее исключат из гимназии, но... все-таки не похвально, нет!
Свернув папиросу объема небольшой сигары, он обильно дымил крепким синим дымом ядовитого запаха; казалось, что дым идет не только из
– Естественно, вы понимаете, что существование такого кружка совершенно недопустимо, это - очаг заразы. Дело не в том, что Михаила Локтева поколотили. Я пришел к вам потому, что отзывы Миши о вас как человеке культурном... Ну, и - вообще, вы ему импонируете морально, интеллектуально... Сейчас все заняты мелкой политикой, - Дума тут, - но, впрочем, не в этом дело!
– Он, крякнув, раздельно, внушительно сказал:
– Невозможно допустить, чтоб эта скандальная организация была разглашена газетами, сделалась материалом обывательской сплетни, чтоб молодежь исключили из гимназии и тому подобное. Что же делать? Вот мой вопрос.
– Прежде всего - нужно установить, сколько правды в рассказе Локтева, - внушительно ответил Самгин, но Самойлов, взглянув на него исподлобья, спросил:
– А что он вам рассказал?
– Он - вам рассказал, а не мне, - с досадой заметил Самгин.
Очень удивленно глядя на него, Самойлов проговорил:
– Мне рассказала Китаева, а не он, он - отказался, - голова болит. Но дело не в этом. Я думаю - так: вам нужно вступить в историю, основание: Михаил работает у вас, вы - адвокат, вы приглашаете к себе двух-трех членов этого кружка и объясняете им, прохвостам, социальное и физиологическое значение их дурацких забав. Так! Я - не могу этого сделать, недостаточно авторитетен для них, и у меня - надзор полиции; если они придут ко мне это может скомпрометировать их. Вообще я не принимаю молодежь у себя.
"Вот и возложил обязанность", - подумал Самгин, мысленно усмехаясь; досада возрастала, Самойлов становился все более наивным, смешным, и очень хотелось убедить его в этом, но преобладало сознание опасности: "Втянет он меня в этот скандал, чорт его возьми!"
Самгин совершенно не мог представить: как это будет? Придут какие-то болваны, а он должен внушать им правила поведения. С некоторой точки зрения это может быть интересно, даже забавно, однако - не настолько, чтоб ставить себя в смешную позицию проповедника половой морали.
– Над этим надо подумать, - солидно сказал он.
– Дайте мне время. Я должен допросить Локтева. Он и сообщит вам мое решение.
– Так, - согласился Самойлов, вставая и укладывая свои курительные принадлежности в карман пиджака; выкурил он одну папиросу, но дыма сделал столько, как будто курили пятеро.
– Значит, я - жду. Будемте знакомы!
Мягко пожав руку Самгина, он походкой очень усталого человека пошел в прихожую, бережно натянул пальто, внимательно осмотрел шапку и, надев ее,
– Время-то какое подлое, а? Следите за литературой? Какова? Погром вековых традиций...
И повернулся к Самгину широкой, но сутулой спиною человека, который живет, согнув себя над книгами. Именно так подумал о нем Самгин, открывая вентиляторы в окне и в печке.
"Ослепленный книжник. Не фарисей, но - наивнейший книжник. Что же я буду делать?"
Самгин был уверен, что этот скандал не ускользнет от внимания газет. Было бы крайне неприятно, если б его имя оказалось припутанным. А этот Миша - существо удивительно неудобное. Сообразив, что Миша, наверное, уже дома, он послал за ним дворника. Юноша пришел немедля и остановился у двери, держа забинтованную голову как-то особенно неподвижно, деревянно. Неуклонно прямой взгляд его одинокого глаза сегодня был особенно неприятен.
– Проходите. Садитесь, - сказал Самгин не очень любезно.
– Ну-с, - у меня был Самойлов и познакомил с вашими приключениями... с вашими похождениями. Но мне нужно подробно знать, что делалось в этом кружке. Кто эти мальчики?
Миша осторожно кашлянул, поморщился и заговорил не волнуясь, как бы читая документ:
– Собирались в доме ювелира Марковича, у его сына, Льва, - сам Маркович - за границей. Гасили огонь и в темноте читали... бесстыдные стихи, при огне их нельзя было бы читать. Сидели парами на широкой тахте и на кушетке, целовались. Потом, когда зажигалась лампа, - оказывалось, что некоторые девицы почти раздеты. Не все - мальчики, Марковичу - лет двадцать, Пермякову - тоже так...
– Пермяков - сын владельца гастрономического магазина?
– спросил Самгин.
– Да, - сказал Миша, продолжая называть фамилии.
Было очень неприятно узнать, что в этой истории замешан сын клиента.
Самгин нервно закурил папиросу и подумал:
"Если этого юношу когда-нибудь арестуют, - он будет отвечать жандарму с такой же точностью".
– Сколько раз были вы там?
– спросил он.
– Три.
– Вас эти забавы не увлекали?
– Нет.
– Будто бы?
– Нет. Я говорю правду.
Самгин, испытывая не очень приятное чувство, согласился: "Да, не лжет". И спросил:
– Ведь это - кружок тайный? Что же, вас познакомили сразу со всеми, поименно?
– Пермякова и Марковича я знал по магазинам, когда еще служил у Марины Петровны; гимназистки Китаева и Воронова учили меня, одна - алгебре, другая - истории: они вошли в кружок одновременно со мной, они и меня пригласили, потому что боялись. Они были там два раза и не раздевались, Китаева даже ударила Марковича по лицу и ногой в грудь, когда он стоял на коленях перед нею.
Ровный голос, твердый тон и этот непреклонно прямой глаз раздражали Самгина, - не стерпев, он сказал:
– Вы отвечаете мне, как... судебному следователю. Держитесь проще!
– Я всегда так говорю, - удивленно ответил Миша. "Он - прав", согласился Самгин, но раздражение росло, даже зубы заныли.
Очень неловко было говорить с этим мальчиком. И не хотелось спрашивать его. Но все же Самгин спросил:
– Кто вас бил?
– Пермяков и еще двое взрослых, незнакомых, не из кружка. Пермяков самый грубый и... грязный. Он им говорил: "Бейте насмерть!"