Жизнь Клима Самгина (Часть 4)
Шрифт:
– Знаком я с нею лет семь. Встретился с мужем ее в Лондоне. Это был тоже затейливых качеств мужичок. Не без идеала. Торговал пенькой, а хотелось ему заняться каким-нибудь тонким делом для утешения души. Он был из таких, у которых душа вроде опухоли и - чешется. Все с квакерами и вообще с английскими попами вожжался. Даже и меня в это вовлекли, но мне показалось, что попы английские, кроме портвейна, как раз ничего не понимают, а о боге говорят - по должности, приличия ради.
Подмигнув Самгину на его рюмку, он вылил из своей коньяк в чай, налил другую, выпил, закусил
– Он, Зотов, был из эдаких, из чистоплотных, есть такие в купечестве нашем. Вроде Пилата они, всё ищут, какой бы водицей не токмо руки, а вообще всю плоть свою омыть от грехов. А я как раз не люблю людей с устремлением к святости. Сам я - великий грешник, от юности прокопчен во грехе, меня, наверное, глубоко уважают все черти адовы. Люди не уважают. Я людей тоже...
Самгин увидел, что пухлое, почти бесформенное лицо Бердникова вдруг крепко оформилось, стало как будто меньше, угловатей, да скулах выступили желваки, заострился нос, подбородок приподнялся вверх, губы плотно сжались, исчезли, а в глазах явился какой-то медно-зеленый блеск. Правая рука его, опущенная через ручку кресла, густо налилась кровью.
"Кажется, он пьянеет", - соображал Самгин, а его собеседник продолжал пониженным, отсыревшим голосом:
– Я деловой человек, а это все едино как военный. Безгрешных дел на свете - нет. Прудоны и Марксы доказали это гораздо обстоятельней, чем всякие отцы церкви, гуманисты и прочие... безграмотные души. Ленин совершенно правильно утверждает, что сословие наше следует поголовно уничтожить. Я оказал - следует, однакож не верю, что это возможно. Вероятно, и Ленин не верит, а только стращает. Вы как думаете о Ленине-то?
– Это-несерьезный мыслитель,-сказал Самгин. Бердников как будто удивился и несколько секунд молча, мигая, смотрел в лицо Самгина.
– Это вы - искренно?
– Да. Все, что я читал у него, - крайне примитивно.
– Та-ак, - неопределенно протянул Бердников и усмехнулся.
– А вот Савва Морозов - слыхали о таком?
– считает Ленина весьма... серьезной фигурой, даже будто бы материально способствует его разрушительной работе.
– Тоже - Пилат?
– иронически спросил Самгин.
– Н-не знаю. Как будто умен слишком для Пилата. А в примитивизме, думаете, нет опасности? Христианство на заре его дней было тоже примитивно, а с лишком на тысячу лет ослепило людей. Я вот тоже примитивно рассуждаю, а человек я опасный, - скучно сказал он, снова наливая коньяк в рюмки.
Помолчали. Розовато-пыльное небо за окном поблекло, серенькие облака явились в небе. Прерывисто и тонко пищал самовар.
"Не хочет он говорить о Марине, - подумал Самгин, - напился. Кажется, и я хмелею. Надо идти..."
Но Бердников заговорил - неохотно и с усмешкой на лице, оно у него снова расплылось.
– Значит, Зотова интересует вас? Понимаю. Это - кусок. Но, откровенно скажу, не желая как-нибудь задеть вас, я могу о ней говорить только после того, как буду знать: она для вас только выгодная клиентка или еще что-нибудь?
– Только клиентка, и не могу сказать -
– Ага, - оживленно воскликнул Бердников.
– Да, да, она скупа, она жадная! В делах она - палач. Умная. Грубейший мужицкий ум, наряженный в книжные одежки. Мне она - враг, - сказал он в три удара, трижды шлепнув ладонью по своему колену.
– Росту промышленности русской - тоже враг. Варягов зовет - понимаете? Продает англичанам огромное дело. Ростовщица. У нее в Москве подручный есть, какой-то хлыст или скопец, дисконтом векселей занимается на ее деньги, хитрейший грабитель! Раб ее, сукин сын...
Он нехорошо возбуждался. У него тряслись плечи, он совал голову вперед, желтоватое рыхлое лицо его снова окаменело, глаза ослепленно мигали, губы, вспухнув, шевелились, красные, неприятно влажные. Тонкий голос взвизгивал, прерывался, в словах кипело бешенство. Самгин, чувствуя себя отвратительно, даже опустил голову, чтоб не видеть пред собою противную дрожь этого жидкого тела.
– Уголовный тип, - слышал он.
– Кончит тюрьмой, увидите! И еще вас втискает в какую-нибудь уголовщину. Наводчица, ворам дорогу показывает.
Он неестественно быстро вскочил со стула, пошатнув стол, так что все на нем задребезжало, и, пока Самгин удерживал лампу, живот Бердникова уперся в его плечи, над головой его завизжали торопливые слова:
– Слушайте... Я возобновляю мое предложение. Достаньте мне проект договора. Я иду до пяти тысяч, понимаете?
Самгин попробовал встать, но рука Бердникова тяжело надавила на его плечо, другую руку он поднял, как бы принимая присягу или собираясь ударить Самгина по голове.
– Стойте!
– спокойнее и трезвее сказал Бердников, его лицо покрылось, как слезами, мелким потом и таяло.
– Вы не можете сочувствовать распродаже родины, если вы честный, русский человек. Мы сами поднимем ее на ноги, мы, сильные, талантливые, бесстрашные...
– Я уже сказал: я ничего не знаю об этом договоре. Зотова не посвящает меня в свои дела, - успел выговорить Самгин, безуспешно пытаясь выскользнуть из-под тяжелой руки.
– Не верю, - крикнул Бердников.
– Зачем же вы при ней, ну? Не знаете, скрывает она от вас эту сделку? Узнайте! Вы - не маленький. Я вам карьеру сделаю. Не дурачьтесь. К чорту Пилатову чистоплотность! Вы же видите: жизнь идет от плохого к худшему. Что вы можете сделать против этого, вы?
Последние слова Бердников сказал явно пренебрежительно и этим дал Самгину силу оттолкнуть его, встать, схватить с подзеркальника шляпу.
– Я не желаю слушать, - крикнул он, заикаясь от возмущения.
– Вы с ума сошли...
Бердников толкнул его животом, прижал к стене и завизжал в лицо ему:
– А ты - умен! На кой чорт нужен твой ум? Какую твоим умом дыру заткнуть можно? Ну! Учитесь в университетах, - в чьих? Уйди! Иди к чорту! Вон...
И Бердников похабно выругался. Самгин не помнил, как он выбежал на улицу. Вздрагивая, задыхаясь, он шагал, держа шляпу в руке, и мысленно истерически вопил, выл:
"Я должен был ударить его по роже. Нужно было ударить".