Жизнь Клима Самгина. "Прощальный" роман писателя в одном томе
Шрифт:
— Ты бы, Маш, постарше с кем играла, повзрослее.
— Еще поиграю, — откликнулась горничная.
В часы тяжелых настроений Клим Самгин всегда торопился успокоить себя, чувствуя, что такие настроения колеблют и расшатывают его веру в свою оригинальность. В этот день его желание вернуться к себе самому было особенно напряженно, ибо он, вот уже несколько дней, видел себя рекрутом, который неизбежно должен отбывать воинскую повинность. Но он незаметно для себя почти привык к мыслям о революции, как привыкают к затяжным дождям осени
«Да — что вы озорничаете!»
Но хорошо помнил скептические слова:
«Да — был ли мальчик-то? Может, мальчика-то и не было?»
Клим был уверен, что он не один раз убеждался:
«не было мальчика», и это внушало ему надежду, что все, враждебное ему, захлебнется словами, утонет в них, как Борис Варавка в реке, а поток жизни неуклонно потечет в старом, глубоко прорытом русле.
За три недели, одиноко прожитых им в квартире Варвары, он убедился, что Любаша играет роль более значительную, чем он приписывал ей. Приходила нарядная дама под вуалью, с кружевным зонтиком в руках, она очень расстроилась и, кажется, даже испугалась, узнав, что Сомова арестована. Ковыряя зонтиком пол, она нервно сказала:
— Но — я приезжая, и мне совершенно необходимо видеть кого-нибудь из ее близких друзей!
Близких — она подчеркнула, и это понудило Клима дать ей адрес Алексея Гогина. Потом явился угрюмый, плохо одетый человек, видимо, сельский учитель. Этот — рассердился.
— Арестована? Ну, вот… А вы не знаете, как мне найти Марью Ивановну?
Клим не знал. Тогда человек ушел, пробормотав:
— Как же это у вас…
Приходил юный студентик, весь новенький, тоже, видимо, только что приехавший из провинции; скромная, некрасивая барышня привезла пачку книг и кусок деревенского полотна, было и еще человека три, и после всех этих визитов Самгин подумал, что революция, которую делает Любаша, едва ли может быть особенно страшна. О том же говорило и одновременное возникновение двух социал-демократических партий.
На двадцать третий день он был вызван в жандармское управление и там встречен полковником, парадно одетым в мундир, украшенный орденами.
— Так как же, а? — торопливо пробормотал полковник, но, видимо, сообразив, что вопрос этот слишком часто срывается с его языка, откашлялся и быстро, суховато заговорил:
— Вот-с, извольте расписаться в получении ваших бумаг. Внимательно прочитав их, я укрепился в своей мысли. Не передумали?
— Нет, — сказал Самгин очень твердо.
— Весьма сожалею, — сказал полковник, взглянув на часы. — Почему бы вам не заняться журналистикой? У вас есть слог, есть прекрасные мысли, например; об эмоциональности студенческого движения, — очень верно!
— Считаю себя недостаточно подготовленным для этого, — ответил Самгин, незаметно всматриваясь в распустившееся, оплывшее лицо жандарма. Как в ночь обыска, лицо было усталое, глаза смотрели мимо Самгина, да и весь
— Тоже вот о няньках написали вы, любопытнейшая мысль, вот бы и развить ее в статейку.
«Жертвенное служение», — думал Клим с оттенком торжества, и ему захотелось сказать: «Вы — не очень беспокойтесь, революцию делает Любаша Сомова!»
Он даже не мог скрыть улыбку, представив, какой эффект могла бы вызвать его шутка.
А полковник, вытирая лысину и как бы поймав его мысль, задумчиво спросил:
— А, скажите, Любовь Антоновна Сомова давно занимается спиритизмом и вообще — этим? — он пошевелил пальцами перед своим лбом.
— Она еще в детстве обнаруживала уклон в сторону чудесного, — нарочито небрежно ответил Самгин.
Полковник взглянул на него и отрицательно потряс головою.
— Не похоже, — сказал он. И, бесцеремонно, ожившими глазами разглядывая Клима, повторил с ударением на первом слове: — Совсем не похоже.
Самгин пожал плечами и спросил:
— Вы, полковник, не можете сообщить мне причину ареста?
Тот подтянулся, переступил с ноги на ногу, позвенев шпорами, и, зорко глядя в лицо Клима, сказал с галантной улыбочкой:
— Не должен бы, но — в качестве компенсации за приятное знакомство… В общем — это длинная история, автором которой, отчасти, является брат ваш, а отчасти провинциальное начальство. Вам, вероятно, известно, что брат ваш был заподозрен в попытке бегства с места ссылки? Кончив ссылку, он выхлопотал разрешение местной власти сопровождать какую-то научную экспедицию, для чего ему был выдан соответствующий документ. Но раньше этого ему было выписано проходное свидетельство во Псков, и вот этим свидетельством воспользовалось другое лицо.
Сделав паузу, полковник щелкнул пальцами и вздохнул:
— Установлено, что брат ваш не мог участвовать в передаче документа.
— А тот — бежал? — неосторожно спросил Самгин, вспомнив Долганова.
Полковник присел на край стола и мягко спросил, хотя глаза его стали плоскими и посветлели:
— Почему вы знаете, что бежал?
— Я — спрашиваю.
— А может быть, знаете, а? Клим сухо сказал:
— Если человек воспользовался чужим документом…
— Да, да, — небрежно сказал полковник, глядя на ордена и поправляя их. — Но не стоит спрашивать о таких… делах. Что тут интересного?
Он встал, протянул руку.
— Все-таки я не понял, — сказал Самгин.
— Ах, да! Ну, вас приняли за этого, который воспользовался документом.
«Это он выдумал», — сообразил Самгин.
— Его, разумеется, арестовали уже… «Врет», — подумал Клим.
— Честь имею, — сказал полковник, вздыхая. — Кстати: я еду в командировку… на несколько месяцев. Так в случае каких-либо недоразумений или вообще… что-нибудь понадобится вам, — меня замещает здесь ротмистр Роман Леонтович. Так уж вы — к нему. С богом-с!