Жизнь Кости Жмуркина, или Гений злонравной любви
Шрифт:
Глава 8
Снежная королева
Вечно длятся только пытки адовы, а пытки земные рано или поздно заканчиваются…
Закончился и банкет, так взбесивший всех, пролетевших мимо. Последним умолк голос Верещалкина, лихо распевавшего любимую песню Костиного детства – «Артиллеристы, Сталин дал приказ…».
В Доме литераторов наступило относительное затишье, а сон все не шел к Жмуркину. То же самое происходило и с Вершковым. Он несколько раз вставал, уходил куда-то, но всякий раз возвращался в еще более мрачном
Спал (хоть и тяжело, с мученическим храпом) один только Бубенцов. Негоже было сотнику, пусть и сомнительному, страдать барской болезнью – бессонницей.
– Чем бы заняться? – ломал голову Вершков. – Поддачи до утра мы не найдем, это ясно. Как убить время? Нагадить Топтыгину или Верещалкину под дверь? Не поймут… Азия-с… Да еще не дай бог Катька в дерьмо вступит. Не видать нам тогда помощи…
Вершков стал машинально перебирать газеты, кучей лежащие на столе, и внезапно какая-то идея озарила его забубенную головушку.
– Давай устроим ночь голой правды! – воскликнул он. – По типу «ночи длинных ножей», но только без крови. Кратко охарактеризуем каждого из этих козлов, мнящих себя писателями, а характеристики вывесим на дверях номеров. Завтра весь семинар обхохочется.
– Попробуй, – пожал плечами Костя. – Только боюсь, что я тебе не помощник. Тут с умом надо действовать. Чтобы получилось едко, оригинально и кратко. А у меня нынче голова не варит.
– Голова тут как раз и не нужна, – горячо возразил Вершков. – Обойдемся ножницами. И мылом вместо клея… Чем всегда славилась наша пресса, так это содержательными заголовками. Они на любой случай жизни годятся. Вот послушай. – Он развернул первую попавшуюся газету. – Начнем с политических событий… «Очередные происки сионистов». Для Мендельсона и Лившица подойдет идеально. «Мрачная тень Гиндукуша» – это для Хаджиакбарова и Абдуллаева.
Идея Вершкова неожиданно заинтересовала Костю. Он тоже взял газету и стал бегло просматривать заголовки. Удача поджидала его уже на первой странице.
– «Кто запустил руку в народный карман?» – вслух прочел он. – По-моему, это подойдет нашему финансовому директору.
– Я для Катьки уже другой девиз подобрал – «Деньги мафии». Она, конечно, обидится, ну да ладно. Еще нужно доказать, чьи это шуточки.
Работа закипела. Вершков орудовал маникюрными ножницами, а Костя перочинным ножом. Скоро весь пол номера покрылся обрезками газет.
Затем, сверяясь с записной книжкой Вершкова, в которую он предусмотрительно занес координаты всех участников семинара, друзья обошли Дом литераторов, поднимаясь с этажа на этаж. Мыло действительно с успехом заменяло клей, а главное – не могло попортить полировку дверей.
Часам к пяти утра операцию можно было считать законченной. На дверях каждого номера красовалась полоска бумаги – где размером побольше, где размером поменьше. Не все, конечно, удалось так, как хотелось бы. Некоторые заголовки били точно в цель, другие можно было назвать удачными только наполовину.
Верещалкин
Элеонора Кишко – «Ударница секс-труда». (Фельетон о столичных путанах.)
Чирьяков – «Человек ли он?» (Колонка уголовной хроники, повествующая о задержании убийцы-маньяка.)
Савлов – «Ты чужой здесь». (Нравоучительный рассказ об отце, четверть века назад бросившем семью и на старости лет попытавшемся вернуться назад.)
Гофман-Разумов – «Каплун, фаршированный потрохами». (Кулинарный рецепт.)
Балахонов – «Нужна ли ученому совесть?» (Материалы дискуссии среди выпускников вузов.)
Литовец Бармалей – «Типичный представитель болотной фауны» (Очерк о жизни тритонов.)
Украинцы Захаренко и Петриченко – «Последние потомки гетмана Мазепы». (Статья исследователя-краеведа.)
Одна космополитка с внешностью вампирессы, задатками бисексуалки и взглядами феминистки – «Стрелец и Дева дружат Раком». (Астрологический прогноз. Честно признаться, здесь Вершков и Жмуркин немного слукавили, удалив предлог «с», имевшийся перед последним словом.)
Плодовитый романист, весьма популярный у нетребовательной публики, рано облысевший любитель клубнички – «Плешивый щеголь». (Воспоминания современников об Александре Первом.)
Две восточные женщины, Зейнаб и Салимат, при первом же взгляде на которых невольно возникала мысль о позитивной роли такой национальной одежды, как чадра, – «Верните их домой». (Надпись под фотоснимком, изображающим английских «томми», патрулирующих улицы Ольстера.)
Дама с ангельским ликом и мятущейся душой несостоявшейся валькирии, покровительница всех молодых авторов. Маргарита без Мастера, Гала без Дали, Жозефина без Наполеона – «Помни о семейных узах». (Напутствие заведующей ЗАГСом молодоженам.)
Досталось на орехи и более мелкой сошке.
Дабы не вызвать подозрения разобиженных семинаристов, Вершков налепил дразнилку и на свою дверь – «Осел, козел и косолапый мишка…» Такое название носил спортивный репортаж о крайне неудачной игре нашей хоккейной сборной.
В постель оба они легли с чувством выполненного долга и сразу уснули как младенцы.
Разбудила их брань Бубенцова, раздававшаяся из-за полуоткрытой двери.
– Какая это тварь постаралась? Узнаю – прибью!
– Ты их шашечкой, шашечкой, – невинным голосом посоветовал Вершков. – А что, кстати говоря, случилось?
– Поклеп на нас навели! Обозвали самыми распоследними словами!
– Интересно бы послушать.
– Нате, сами читайте, – вернувшись в комнату, Бубенцов швырнул Вершкову смятую полоску газетной бумаги. – Осел, козел и косолапый мишка… Прямо как у Крылова. Ну, положим, мишку я принимаю на свой счет, – он критически глянул на свои ноги, имевшие ярко выраженную кавалерийскую конфигурацию. – А уж осла и козла – извините! Делите между собой.