Жизнь Ленина. Том 2
Шрифт:
«Больше не секрет,— сказал мне Карахан, когда я работал над книгой о советской внешней политике,— что мы оказали Кемалю большую помощь, как вооружением и военными инструкторами, так и деньгами». Лев Карахан, заместитель наркома по иностранным делам, красивый, проницательный армянин, с большим удовольствием передавал мне эту засекреченную информацию. От него я получил и переписку между Чан Кай-ши и Сун Ят-сеном, с одной стороны, и Чичериным, с другой. В личных делах Карахан был человек очень независимый, и, когда он делился секретами, это, как видно, было проявлением чувства личной независимости. За эту независимость он поплатился жизнью: расстрелян 19 декабря 1937 года, не сознавшись в преступлениях,
Первым советским полпредом в кемалистской Турции был бывший армейский офицер и член Реввоенсовета республики С. И. Аралов. Прежде чем Аралов уехал из Москвы, Чичерин привел его к Ленину.
«Так, батенька, кончили воевать, дипломатом стали, хорошо,— приветствовал его Ленин.— Перековали меч на орало. Нужное, хорошее дело. Садитесь, пожалуйста...»
Ленин перешел к турецким делам: «Конечно, Мустафа Кемаль-паша — не социалист, но, по-видимому, хороший организатор, талантливый полководец, ведет буржуазно-национальную революцию, прогрессивно настроенный человек, умный государственный деятель. Понял значение нашей социалистической революции и относится положительно к Советской России. Он ведет освободительную войну с захватчиками... Говорят, народ ему верит. Надо ему помочь, то есть помочь турецкому народу. Вот ваша работа. Уважайте турецкое правительство, народ, не кичитесь. Не вмешивайтесь в их дела. Англия натравила на них греков... Вам предстоит серьезная работа... Помочь материально Турции мы сможем, хотя и сами бедны. А нужно... Турецкий народ будет чувствовать, что он не одинок».
«Царская Россия столетия воевала с Турцией,— продолжал Ленин,— это наложило, конечно, большой отпечаток в памяти народа... Вы знаете, недоверие проходит медленно. Нужна поэтому большая, терпеливая, осторожная, внимательная работа; нужно умело доказать, объяснить не словами, а делами разницу между старой царской Россией и Россией советской. Это наша задача, и вы, как посол, обязаны быть проводником советской политики невмешательства в их дела, быть поборником искренней дружбы наших народов. Турция — крестьянская, мелкобуржуазная страна. Промышленности мало, и та, что есть,— в руках европейских капиталистов. Рабочих немного. Это надо иметь в виду». Иными словами, пролетарская революция невозможна.
Москва поможет кемалистской Турции, сказал Ленин Аралову. «Какая помощь будет, сообщим; вероятнее всего, поможем оружием, понадобится — дадим и другую».
«Учитесь языку, общайтесь с простыми людьми, общественными деятелями, не отгораживайтесь заборами, крепостными стенами от трудящихся, как это делали послы самодержавного царя... Вы едете с детьми? Это отлично, детей научите турецкому языку, да и самому необходимо подучиться. Это очень важно»353.
Так Ленин напутствовал своего посла.
Россия помогла Турции. (Помогла ей и Франция.) Но перед тем, как Турции была оказана советская помощь, инцидент чуть не испортил советско-турецкие отношения. В феврале 1921 года, когда большевики овладевали Грузией, Кемаль отправил свои войска на Батум. И марта турки взяли город. В Батуме тогда кончался единственный нефтепровод России, шедший из Баку. Помимо экономического значения Батумского порта, город имел и политическое значение: грузинские националисты не простили бы большевикам утраты одного из важнейших городов Грузии. Подошедшие части красных были готовы открыть военные действия. Пять дней между советским и турецким командирами шли переговоры. Наконец, Кемаль уступил Батум, а Москва признала переход к Турции Карса и Ардагана.
Ленин знал, что советская внешняя политика тесно связана с внутренней. Приходилось считаться с Грузией и с такими грузинами, которые, как Сталин, ненавидели кемалистскую Турцию.
Когда профсоюзный вождь М. П. Томский не поддержал политики Ленина по вопросу о профсоюзах, Ленин сослал Томского в Туркестан, назначил его председателем Комиссии ВЦИК и СНК РСФСР по делам Туркестана. Там у Томского возникли политические разногласия с членом Туркбюро ЦК РКП(б) Г. И. Сафаровым. Основным пунктом разногласий был вопрос об осуществлении в Туркестане новой экономической политики. Томский настаивал на ее введении, Сафаров же утверждал, что в условиях Туркестана нэп невозможен и надо сохранить военный коммунизм.
Томский написал об этом Ленину. Ленин ответил 7 августа 1921 года: «Конечно, Вы правы, что «9 млн. баранов» нам (Москве) необходимы. Во что бы то ни стало их взять! И тотчас прислать нам в СТО календарную программу их получения...»
«Для попытки уладить Ваши разногласия с т. Сафаровым посылаем т. Иоффе» — ликвидировать неприятности, как всегда, было поручено Иоффе.
Далее Ленин развивал свой план: «Я думаю, можно и должно сочетать обе тенденции. 1) хлеб и мясо Москве в 1-ую голову, 2) ряд уступок (для этого) и премий «купцам», 3) безусловно новая экономическая политика... 4) непременно мусульманские комбеды и 5) внимательное, осторожное, с рядом уступок отношение к мусульманской бедноте».
«Можно и должно сочетать и закрепить линию мудрую, осторожную, соблюдающую интересы нашей «мировой политики» на всем Востоке»354.
Слова «мировая политика» Ленин поставил в кавычки, как бы посмеиваясь над своей напыщенностью. Но уже в следующем письме он эти кавычки снял.
Иоффе, приехав в Туркестан, быстро понял, в чем суть затруднений. 9 ноября он известил Политбюро, что разногласия между Томским и Сафаровым приходят к «разжиганию вражды между русскими и местным населением и между отдельными национальностями».
Сафаров отбирал имущество, скот и инвентарь у так называемых кулаков и делил его между беднотой, т. е. проводил ту же политику классовой борьбы, которая привела к таким катастрофическим результатам в Средней России. Мусульманские жертвы сафаров-ских беснований во всем винили русских чиновников, своих традиционных притеснителей. Томский, со своей стороны, настаивал на отмене мероприятий военного коммунизма. Но среди кулаков и купцов, которым нэп сулил выгоды, как видно, было много русских, и мусульманская беднота, которую эти русские, наверное, притесняли, не хотела нэпа. Методы Сафарова вызывали ненависть к русским, как и методы Томского. Кроме того, Иоффе ясно говорил, что придется выбирать между Томским и Сафаровым. Нэп оказался несовместимым с комбедами и уступками мусульманской бедноте, вопреки ожиданиям Ленина.