Жизнь Ленина
Шрифт:
Советские дипломаты в Рапалло уловкой заставили немцев подписать договор. Но они могли бы достигнуть этого и не прибегая к хитрости, потому что ни русским, ни немцам Генуя все равно не дала ничего-им не оставалось бы ничего другого, как прийти к соглашению между собою.
Тут Ленин решил, что Ллойд Джордж их надувает. 19 апреля, через два дня после того как был опубликован в советской печати Рапалльский договор, он снова продиктовал по телефону записку Сталину, Каменеву и Троцкому, предлагая послать следующую телеграмму в Геную Чичерину и журналисту Сосновскому (и сообщить в редакции «Правды» и «Известий» «как директиву печати»): «Вся информация из Генуи показывает, что мы поддаемся обману. Ллойд-Джордж, который шумит против Франции, прикрывает этим свое главное стремление — принудить нас платить долги вообще и бывшим собственникам особенно. Пора начать систематические разоблачения и в нашей и в заграничной прессе. Ленин».
Одновременно
«Настоящая ситуация» заключалась в англо-французских разногласиях. Ленин не только не боялся срыва конференции, он намекал, что, поскольку Рапалльский договор подписан, имеет смысл, пожалуй, спровоцировать такой срыв. Рудзутак прислал из Генуи телеграмму Политбюро с протестом против действий Чичерина. В ответ на телеграмму Рудзутака Ленин отправил письмо «тов. Сталину для Политбюро». Чичерин делает ошибку, писал он. «Ошибка в том, что Чичерин, ничего практического не достигая, может лишить нас единственного, вполне выгодного, принципиально важного и дающего в дальнейшем верный выигрыш объяснения разрыва: именно разрыва из-за несогласия восстановить частную собственность иностранных капиталистов. Поэтому предлагаю опросить сегодня же по телефону членов Политбюро и послать от моего имени следующую телеграмму: «Чичерину для всех членов делегации. Считаю мнение Рудзутака… вполне правильным. Считаем очень опасной ошибкой всякий шаг и всякую фразу, способные отнять у нас единственный выгодный предлог разрыва… именно тот предлог, что мы, безусловно, не согласны восстановить частную собственность заграничных капиталистов». Это, обещал Ленин, обеспечит «нашу полную дипломатическую и коммерческую победу в самом недалеком будущем». «Повторяю еще раз, что мы сообщили Вам совершенно точный текст наших предельных уступок, от которых не отступим ни на йоту. Как только выяснится полностью, что на этих уступках соглашение невозможно, уполномочиваем Вас рвать, сохраняя для агитации и для дальнейшего дипломатического наступления 2 козыря: 1) Принципиальное значение русско-германского договора. 2) Наше расхождение по вопросу о восстановлении собственности капиталистов»{995}.
На основе предложения Ленина Политбюро 25 апреля утвердило текст телеграммы Чичерину.
Зайдя в тупик в переговорах по основному вопросу, ни Чичерин, ни другие члены делегации не спровоцировали срыва конференции. Она все еще тянулась в мае, а потом на смену ей пришла конференция в Гааге, в июне и в июле, тоже ни к чему не приведшая. Старых долгов Россия не уплатила никогда.
В Горках больной Ленин получал всю необходимую информацию, и все важные решения по международным вопросам исходили от него. Он никогда не нарушал раз навсегда принятого делопроизводства: ему не приходилось нарушать его. Он все подавал на утверждение Политбюро, и Политбюро все утверждало. В советской политике Ленин все еще главенствовал.
Часть вторая
БОЛОТО БЮРОКРАТИИ
Население Советской России в 1922 году составляло 145 миллионов. Около 18 процентов населения жило в городах, остальная часть — в деревнях. Править такой страною, с редкой железнодорожной сетью, плохими дорогами, почти полным отсутствием шоссе (в России было менее десятка шоссейных дорог короткого протяжения), мало развитой телефонной связью и радиосвязью, находившейся в колыбели, — править такой страной было бы задачей колоссальной трудности, даже если бы в России существовало хорошо развитое и нестесненное местное управление. Осуществлять задачи управления из Кремля было задачей непосильной. Слово Ленина было законом только там, где было достаточно коммунистов и сотрудников ГПУ, чтобы следить за его выполнением. На всю территорию и всех обитателей обширной страны слово его не распространялось. По временам приходил в деревню агент по сбору налога, — вот и все, что миллионы крестьян видели от советского режима в те дни. Газеты редко доходили до крестьян, да крестьяне ими и не интересовались. При таких условиях, чтобы справиться успешно со своею задачей, правительству потребовался бы целый легион сверхчеловеков, способных не захлебнуться в бездонном болоте бюрократизма. На самом же деле таких советских сверхчеловеков можно было сосчитать на пальцах одной руки, их было, может быть, четверо — Ленин, Троцкий, Каменев да Дзержинский, а окружены они были многими тысячами пигмеев, прекраснодушных обломовых,
24 января 1922 года Ленин писал своему заместителю по СНК Цюрупе: «Нас затягивает поганое бюрократическое болото… Умные саботажники умышленно нас затягивают в это бумажное болото. Большинство наркомов и прочих сановников «лезет в петлю» сознательно… Центром тяжести Вашей работы должна быть именно эта переделка нашей отвратительно бюрократической работы, борьба с бюрократизмом и волокитой, проверка исполнения… Бороться с безобразным обилием комиссий… Вы должны таким образом освободить себя от суматохи и сутолоки, кои всех нас губят, обеспечить себе возможность спокойно подумать над работой в целом… Прошу Вас обдумать весь этот вопрос и написать мне. С коммунистическим приветом Ленин».
Второе письмо Ленина к Цюрупе, от 20 февраля: «Еще на тему о работе по новому… вдесятеро подтянуть СНК и СТО в смысле том, чтобы наркомы не смели тащить в них мелочь, а решали ее сами и сами за нее отвечали… Изучать людей, искать умелых работников. В этом суть теперь; все приказы и постановления — грязные бумажки без этого. Ответьте мне. Обдумаем…»
Цюрупа ответил немедленно, но ответ его, очевидно, Ленину не понравился, потому что 21 февраля он пишет Цюрупе: «Главное, по-моему, перенести центр тяжести с писания декретов и приказов (глупим мы тут до идиотства) на выбор людей и проверку исполнения. В этом гвоздь… Вам и Рыкову надо 9/10 ремени уделить на это (от Рабкрина и управдела смешно ждать большего, чем исполнение простых поручений). Все у нас потонули в паршивом бюрократическом болоте «ведомств»… Ведомства — говно; декреты — говно. Искать людей, проверять работу — в этом все»{996}.
Эти письма к Цюрупе были критикой Рабкрина. За бюрократией следил нарком Рабкрина Сталин. Деятельность Рабкрина шла так, что истребления взяточничества, беспомощности и волокиты Ленин от него уже не ожидал, а ожидал «исполнения простых поручений». По-видимому, Ленин готовил Цюрупу в Рабкрин на смену Сталину.
Многие бюрократические явления беспокоили Ленина. В ночь на 1 декабря 1921 года покончил с собой главный инженер московского водопровода, член Моссовета В. В. Ольденборгер. «Правда» сообщила о его самоубийстве лишь 3 января 1922, и то с «полной недостаточностью», как отметил Ленин. Ленин потребовал тщательно расследовать это дело. Суд установил, что Ольденборгер, служивший на московском водопроводе с 1894 года, стал жертвой травли со стороны «нескольких причастных к московскому водопроводу лиц (среди которых были коммунисты)». «Обо всех случаях убийства инженеров (и спецов) на советских предприятиях докладывать в Политбюро», — распорядился Ленин{997}.
Ленин видел, в чем заключалась угроза, и обрушился на коммунистов. «Следующая чистка пойдет на коммунистов, мнящих себя администраторами», — пригрозил Ленин, выступая 6 марта 1922 года перед фракцией металлистов. «У нас сплошь и рядом во главе учреждения ставится коммунист — человек заведомо добросовестный, испытанный в борьбе за коммунизм, человек, прошедший тюрьму, но такой, который торговать не умеет, и по этому случаю он поставлен во главе гостреста… Самый худший у нас внутренний враг — это коммунист, который сидит на ответственном (а затем и на неответственном) советском посту и который пользуется всеобщим уважением, как человек добросовестный. Он немножко дерет, но зато в рот хмельного не берет. Он не научился бороться с волокитой, он не умеет бороться с ней, он ее прикрывает. От этого врага мы должны очиститься…»
Мысль, что коммунисты злоупотребляют своим членством в партии, причиняя вред беспартийным специалистам и эффективной администрации, как видно, неотвязно беспокоила Ленина. На эту тему он пишет даже в такой своей работе, как приветствие новому философскому журналу «Под знаменем марксизма». «Об общих задачах журнала, — пишет Ленин в начале статьи, — тов. Троцкий в № 1–2 сказал уже все существенное и сказал прекрасно». Он, Ленин, хотел подчеркнуть, что не все объединившиеся вокруг этого журнала, — коммунисты, но все последовательные марксисты. Это Ленин считал правильным. «Одной из самых больших и опасных ошибок коммунистов (как и вообще революционеров, успешно проделавших начало великой революции) является представление, будто бы революцию можно совершить руками одних революционеров… Без союза с некоммунистами в самых различных областях деятельности ни о каком успешном коммунистическом строительстве не может быть и речи».