Жизнь людей глазами животных. Дачные истории

Богачева Оксана

– Ладно, – согласилась Нюшка, внимательно рассмотрев ее ногти. – Может, ты и права, было от чего умереть, но…

– Что?.. – не расслышала Шушка.

Нюша, не давая ей опомниться от услышанного, продолжала:

– Вспомни еще один случай. До ногтей. Тебе купили на рынке домашнюю, дорогую-дорогую сметанку… – и Нюшка от сладких воспоминаний чуть не проглотила собственный язык. – А ты отказалась ее кушать и снова кинулась умирать.

– Да меня чуть не отравили! Я еле спаслась. Ты хоть знаешь, сколько в ней холестерина?

– Чего? –

не расслышала Нюшка.

– Калорий! – добавила Шушка.

– Чего? Чего? – снова не дослышала Нюшка.

– Да так, долго объяснять… Это то, чего не видно. Но когда того, чего не видно, много, оно убивает.

Шушка застыла и задумалась. По ее глазам было видно, что и она сама ничего не поняла из того, что сказала.

– Сметана убивает? Ну знаешь… От твоих слов я и сама скоро умирать начну, – и Нюшка недоверчиво покачала головой. – Ой-ой. Тревожно мне за тебя, подруга. Сметана… Лак… А теперь еще и аллергия… Ты с каждым разом умираешь на пять минут дольше. Если не бросишь умирать, времени на жизнь и вовсе не останется.

Шушка обиженно наклонила голову и надула губки.

– Я такая ранимая. У меня такая тонкая, хрупкая душевная организация, – заскулила она, нежно облизывая поросенку пятачок.

– Что у тебя тонкое и хрупкое? – переспросила Нюшка.

– Организация! – крикнула ей прямо в ухо Шушка, продолжая жалобно поскуливать и зализывать подружку своим языком. – Ах, тебе не понять… И вообще… Тебе нужно обратиться к врачу. Ты плохо слышишь.

Нюшка пыталась спрятать свой пятачок от назойливых ухаживаний Шушки, но у нее это плохо получалось.

– Почему это я плохо слышу? Я очень даже хорошо слышу. И не надо так орать, – спокойно сказала Нюшка, почесывая оглушенное ухо.

– Тогда почему ты постоянно переспрашиваешь?

– Потому что многого не знаю. А ты – самая умная собачка, которую я видела в своей жизни.

Нюшка говорила нежно, хитренько и мягко. Она знала, как успокоить свою подружку и вернуть ее к жизни, в очередной раз спасая от неминуемой смерти.

Шушка выпрямилась, перестала скулить, поправила розовый бантик, смахнула пыль с сиреневых ноготков и, задрав свой бритый нос к небу, гордо прошагала мимо Нюшки к домику.

– Да! Я такая! – хвастливо сказала она, виляя своим начесанным хвостом во все стороны. – И только моя невиданная скромность мешает мне прославиться.

– Ожила… – выдохнула Нюша. – И куда аллергия подевалась?

– А сколько собак ты знала в своей жизни?

Неожиданный вопрос Шушки заставил Нюшку вновь вздрогнуть.

– Ну… – замычала она.

– Сколько? – вновь спросила ее Шушка.

– Ну… Много.

– Сколько много? – не унималась собачка.

– К врачу пойдем вместе. Ты тоже постоянно переспрашиваешь, – Нюшка решила перевести разговор на другую тему, но Шушка этого явно не хотела.

– Много – это много, – начала Нюшка. Ей не хотелось признаваться, что кроме Шушки в ее жизни не было ни одной знакомой собачки. Ни умной,

ни глупой, никакой… Да и подругу не хотелось расстраивать. Ведь она так собой гордилась! К слову сказать, Нюшке нравилась Шушка такой, какой была: нескромной, немного хвастливой и балованной. С ней всегда было интересно и весело. Она рассказывала о том, чего не знала; показывала то, чего никогда не видела. Ее фантазии были смешными и оригинальными.

Нюшка набрала много воздуха в ротик и выдохнула через пятачок. В этот момент она напоминала собой розовый толстенький паровозик, выпускающий пар из трубы. Этот фокус всегда смешил Шушку до слёз. Сработало и на этот раз…

Шушка расхохоталась и радостно запрыгала вокруг подруги, ломая и затаптывая всё цветущее и растущее.

Нюшка облегченно вздохнула. Они обнялись.

– А тебе идет зеленое, – как бы невзначай сказала Шушка.

Они запели:

– Жили-были две подружки.

Хрю. Хрю. Хрю.

Две подружки-хохотушки.

Хрю. Хрю. Хрю.

Не мечтали, не гадали.

Хрю. Хрю. Хрю.

Вдруг на даче оказались.

Хрю. Хрю. Хрю.

Вот так, весело, с песенкой, Нюшка и Шушка подкрались к домику.

Нюшка от радости, что наконец таки добрались, а Шушка, скорее, от эстетического приступа, закричали в два голоса:

– Ах, какая прелесть! Какой чудесный домик!

Сказали – и ломанулись в открытую дверь, причем сразу вдвоем.

– Я так и знала… – послышался из угла недовольный Шушкин голос. – Я так и знала. Одна спальная комната, и нет ванной.

– Зато есть огромная кладовая, и в ней много продуктов, – радостно заметила Нюшка.

– А ковры? Где ковры? Они что себе думают? Если много травы, то и ковры не надо стелить? Я что, как сирота, на голом полу спать должна?..

Шушкин монолог прервал Нюшкин заливистый смех.

– Вот объясни, чего ты смеешься? У меня, можно сказать, трагедия, душевная травма. А она смеется… – обиделась собачка.

– На голом полу… На голом полу… Ха-ха-ха… – не успокаивалась Нюшка.

– Я, может быть, немного и приукрасила. Но только лишь самую малость. А тебе смешно.

– Это ты подушку хозяина называешь голым полом? – спросила Нюшка.

Шушка всем своим видом показывала, что не слышит.

– Да ты и в игрушки играешь на его кровати, – продолжала разоблачение Нюша.

Шушка становилась всё более и более глухой.

– А если честно, то ты и кушаешь…

– Ну хватит. Скажи, что я еще и в ту…

– Чего не видела, того не видела. Врать не буду, – заикаясь от смеха, сказала Нюша.

– А тебе лишь бы много продуктов было, а комфорт ни к чему, – сказала Шушка и села прямо на голый пол.

Она тяжело вздохнула и опустила голову. Бантик повис. Глазки потускнели.

– Только не умирай. Два раза за один день будет многовато, – серьезно сказала Нюшка и достала из своей корзинки припрятанную для особого случая конфетку. – На. Это тебе поможет.