Жизнь мальчишки (др. перевод)

МакКаммон Роберт Рик

Вот о чем я просил Господа. Я молился от всего сердца, я желал этого всем своим разумом. Я чувствовал, как молитва исходит из каждой поры моего тела; я молился так, будто каждый волос на моей голове был радиоантенной и каждый из них трещал от разрядов, и мегамиллионноваттной силы крик мой разносился по всему космосу, достигая далеких ушей незримого, но Всезнающего и Всемогущего Нечто. А может. Ничто.

Только ответь мне — и все. Я должен знать.

Умоляю.

Не помню, сколько я простоял так на полу, склонив голову, проливая слезы и молясь. Может быть, несколько минут, а может, и дольше. Поднявшись

наконец на ноги, я понял, что еще миг — и я должен буду выйти туда, где меня ждали доктор Лизандер и отец, и там сказать им, что…

Я услышал хрип, ужасный звук, с которым воздух ворвался в разорванные, полные крови легкие.

Я поднял голову и посмотрел на Рибеля. Я увидел, как пес собирает все силы, чтобы подняться. У меня на голове зашевелились волосы, а по спине пробежал холодок. Еще мгновение — и Рибель приподнялся на передних лапах и остался так, мотая головой из стороны в сторону. Он заскулил: этот долгий мучительный вой пронзил меня словно кинжал. Повернув ко мне морду, Рибель ударил по столу хвостом, всего один раз, в его единственном живом глазе появилась радость, а изуродованная сторона его черепа улыбнулась мне оскалом зубов.

— Помогите! — сам не свой заорал я. — Отец! Доктор Лизандер! Помогите, скорее!

Спина Рибеля внезапно изогнулась с такой невероятной резкостью и силой, что я был уверен, что его позвоночник не выдержит подобной нагрузки и сломается как Ю5 тростинка. Я услышал странный шелест, похожий на шуршание сухой бумаги. После этого тело Рибеля конвульсивно сотряслось, и он упал набок обратно на стол и больше не двигался.

Доктор Лизандер вбежал в комнату, следом за ним — отец.

— Отойди от него, — приказал ветеринар и положил руку Рибелю на грудь. Потом приложил туда же стетоскоп и долго слушал сердце Рибеля. Потом приподнял веко здорового глаза собаки — глаз закатился наверх, и виден был только белок.

— Держись, напарник, — шепнул отец и взял обеими руками мои плечи. — Нужно держаться.

— Ну что ж, — проговорил наконец доктор Лизандер, — думаю, что подписывать ничего уже не придется.

— Нет! — выкрикнул я. — Нет! Папа, нет!

— Давай-ка двигать домой, Кори. Уже самая пора.

— Но папа, я же молился, я просил! Я просил, чтобы он не умирал. Рибель не мог просто так взять и умереть. Он не мог поступить так со мной!

— Кори. — Голос доктора Лизандера был тих, но тверд. Мне пришлось взглянуть на него сквозь пелену горячих слез.

— Рибель…

Кто-то всхлипнул.

Звук был настолько неожиданным, что мы все вздрогнули, как будто в гулком выложенном кафелем помещении выстрелили из пистолета. Потом кто-то тяжело и хрипло вздохнул.

Рибель повернул к нам голову, из его ноздрей текла кровь и пена. Его здоровый глаз метался по сторонам, голова моталась из стороны в сторону, будто сознание его было затуманено долгим ужасным и тяжким сном.

— Мне казалось, вы сказали… — начал отец.

— Но он умер! — Доктор Лизандер был откровенно потрясен, его глаза буквально расширились от удивления. — Майн… Господи Боже мой! Эта собака была мертва!

— Он жив! — крикнул я. — Рибель жив. — Меня переполняло неизмеримое счастье. — Он жив! Я же говорил вам!

— Это невозможно! — потрясение выдохнул доктор Лизандер. Он едва мог держать себя в руках,

его пальцы тряслись. — У него же остановилось сердце! У него остановилось сердце, и он не дышал. Он умер.

Рибель попытался подняться на лапах, но у него не было для этого сил. Потом сильно икнул. Ничего еще не понимая, я подошел к своему псу и дотронулся до теплой ложбинки на его спине. Рибель задрожал, потом, странно изогнувшись, припал щекой к стальному столу и принялся лизать сталь окровавленным языком.

— Он не умрет, — уверенно сказал я. Слезы у меня кончились.

— Я молился, и Смерть ушла от него.

— Я не могу… я не в силах… — начал было доктор Лизандер, но больше не сказал ничего.

Дело № 3432 так и осталось лежать на столе ветеринара неподписанным.

Рибель проспал всю следующую ночь и проснулся на другой день, потом поспал еще и опять проснулся. Доктор Лизандер каждый час выслушивал его сердце и измерял температуру, а показания аккуратно записывал в журнал. Спустившись из кухни, миссис Лизандер спросила нас с отцом, не хотим ли мы подкрепиться чаем с яблочным пирогом, и мы послушно поднялись вслед за ней наверх, в кухню. Я был совершенно спокоен; во мне поселилась непоколебимая уверенность, уверенность в том, что, пока меня не будет рядом, мой пес не умрет. Отец выпил чашку чая, предложенную ему миссис Лизандер, а я запил свой кусок пирога кока-колой. Потом отец попросил у миссис Лизандер разрешения воспользоваться телефоном, позвонил маме и сказал, что, похоже, Рибель выживет, а мы скоро вернемся домой.

Мне ведено было приготовить для Рибеля место в сарае Лизандеров, рядом с кухней. В этом сарае уже водилась кое-какая живность, в частности, в клетках обреталась парочка птиц, в колесе без конца носился сурок. Из птиц там жили канарейка и волнистый попугайчик, две другие птичьи клетки были пусты. Я спросил об этом миссис Лизандер, и та ответила, что очень любит сладкоголосое пение канареек, и принесла пакетик птичьего корма.

— Покормишь наш их пациентов? — спросила она, и я сказал, что да, конечно, покормлю.

— Только давай им понемножку. Они еще не совсем оправились, но скоро им должно полегчать.

— Кто их хозяева?

— Попугайчика принесла миссис Гровер Дин. А владелица канарейки — правда она миленькая? — миссис Юдит Харпер.

— Миссис Харпер? Моя учительница?

— Да, совершенно верно.

Наклонившись вперед, миссис Лизандер стала разговаривать с канарейкой, издавая языком тихие щелкающие звуки. Тихие и нежные трели, которые выводила жена ветеринара, показались мне очень странными, потому что лицо, производящее их, более всего напоминало лошадиную морду. Заметив, что в кормушке появился корм, канарейка принялась осторожно выбирать себе на завтрак семена.

— Ее зовут Колокольчик. Привет, Колокольчик, ты мой ангел!

У Луженой Глотки есть канарейка по имени Колокольчик! Вот это да, в голове не укладывается!

— Больше всего на свете я люблю птиц, — говорила мне тем временем миссис Лизандер. — Они такие доверчивые, так близки к Богу и так добры и чистосердечны. Только посмотри на них, на моих крылатых друзей.

Проводив меня обратно в гостиную, миссис Лизандер показала мне свою коллекцию из двенадцати фарфоровых птичек, аккуратно расставленную на пианино.