Жизнь мальчишки. Том 1.

Маккаммон Роберт Р.

— Подойди ко мне поближе, молодой человек, — сказала мне Леди. Мама отпустила мою руку. Я подошел к кровати Леди, и ее зеленые глаза, похожие на две спиритические лампы, повисли прямо передо мной.

— Значит, ты любишь кататься на велосипеде? А чем ты еще любишь заниматься?

— Я люблю играть в бейсбол. Я люблю читать. И еще я люблю сочинять рассказы. Пробую писать, как настоящие писатели. Мне хотелось бы стать писателем.

— Так ты пишешь рассказы? Брови Леди снова поднялись.

— Боже, Боже! Так значит, у нас здесь настоящий писатель?

— Кори любит книги, — вставила словечко мама. — Он

сочиняет рассказики про ковбоев, сыщиков и…

— Чудовищ, — добавил я. — Иногда и про чудовищ.

— Про чудовищ, — повторила Леди. — И о Старом Мозесе ты тоже напишешь?

— Могу написать и о нем.

— И когда-нибудь ты собираешься написать книгу? К примеру, о нашем городе и его обитателях? Я пожал плечами:

— Не знаю, может быть.

— Посмотри на меня, — попросила Леди. Я взглянул в ее лицо. — Внимательней, — потребовала она. Я исполнил ее просьбу. И тут произошла странная вещь. Леди заговорила, и во время ее речи воздух между нами заблестел от переливчатого жемчужного сияния. Ее глаза накрепко завладели моим взглядом, я просто был не в силах отвести глаза.

— Некоторые называют меня чудовищем, — говорила мне Леди. — Другие называют меня такими словами, по сравнению с которыми “чудовище” можно посчитать нежным прозвищем. Когда мне было чуть больше, чем тебе сейчас, Кори, у меня на глазах убили мою мать. Чужая женщина завидовала дару моей матери и убила ее за это. В тот день я поклялась, что отомщу убийце. На той женщине было красное платье, на плече у нее сидела обезьянка, которая умела предсказывать судьбу и нести всякий вздор. Чужую женщину звали Ла-Руж. Всю свою жизнь я искала ее. Одно время я жила в Леперсвилле и в половодье плавала на лодке среди затопленных поместий. В облаке мерцающего света, горевшего между нами, морщины на лице Леди начали разглаживаться. Казалось, что с каждой секундой она становится все моложе и моложе.

— Там я видела разные чудесные вещи, например живых мертвецов, и у меня был друг, отличный парень, пусть он даже и был весь покрыт чешуей и не ходил, а только ползал на брюхе. На меня теперь смотрела совсем молодая женщина. Ее красота была настолько ослепительной, что мои глаза заболели, как от яркого света, а лицо залил жар.

— Там я познакомилась с мастером масок, самолично однажды плюнула в глаза Сатане и часто танцевала на балу Общества Тьмы. Леди превратилась в юную девушку, с высокими и гордыми скулами, с длинными темными волосами, с острым подбородком; глаза ее были полны пугающих воспоминаний.

— В ту пору я действительно жила, — проговорила она своим чистым и сильным голосом. — Я успела прожить тысячу жизней и так и не умерла. Ты видишь, какой я была в ту пору, молодой человек?

— Да, мэм, — ответил я и поразился, услышав свой голос, который доносился откуда-то издалека. — Я вижу вас. И в следующее мгновение наваждение рассыпалось в прах. Так быстро, быстрее удара сердца. Еще секунду назад я смотрел в лицо прекрасной молодой девушке — и снова передо мной морщины Леди, которой вот-вот должно было исполниться сто шесть лет. Ее глаза слегка потускнели, но в их глубине вес равно горел лихорадочный жар. Точно такой же, что пробегал по моему телу — Может, когда-нибудь ты напишешь книгу и обо мне, сказала Леди. В ее словах мне послышался приказ, хотя казались они не более чем пожеланием. — А теперь почему бы

тебе не пойти поболтать с Амелией и Чарльзом, пока я тут перекинусь парой словечек с твоей мамой? Я сказал, что так и сделаю. На подгибавшихся ногах я прошел мимо мамы к двери. Моя рубашка вся была мокра от пота. Когда я наконец взялся за дверную ручку, что-то словно ударило меня, и я обернулся.

— Прошу прошения, мэм, — нерешительно начал я. — Нет ли у вас средства, которое поможет мне справиться с математикой? У меня на носу годовой зачет. Какой-нибудь волшебный напиток или что-нибудь в этом роде?

— Кори! — потрясенно воскликнула мама. Но Леди только улыбнулась мне.

— Молодой человек, — ответила она, — у меня есть то, что вам нужно. Передай Амелии, что я велела дать тебе стаканчик Напитка Номер Десять. После этого вы должны будете отправиться домой и проявить все прилежание. Нужно приналечь на учебу, и тогда результат будет отличный. Но только приналечь нужно будет по-настоящему, гораздо сильнее, чем вы это делали раньше. Леди подняла палец.

— В этом-то весь фокус. Я вышел из спальни Леди и тихонько прикрыл за собой дверь, готовый испить бокал с волшебством.

— Напиток Номер Десять? — переспросила мама.

— Стакан орехового молока, — объяснила Леди. — У нас с Амелией есть целый список напитков для тех, кому необходимо получить чуть-чуть уверенности в себе и в благополучном исходе предприятия.

— И в этом заключается все ваше колдовство?

— По большей части да. Главное — дать людям ключ от замка в их сердце, а после они могут справиться со всем сами. Леди склонила голову к плечу.

— Но есть и другое колдовство. Есть настоящая магия. И об этом я хотела бы с вами поговорить. Моя мама, не понимавшая, о чем пойдет речь, молча ждала.

— Я вижу сны, — сказала ей Леди. — Сны по ночам и наяву. Заданный порядок вещей нарушился. Ткань мира порвалась и на нашей, и на другой стороне.

— На другой стороне?

— Там, куда уходят мертвые, — объяснила Леди. — На другом берегу реки. Не Текумсы, конечно. Другой реки, широкой и темной, той, через которую и мне довольно скоро предстоит переправиться. Там я оглянусь назад, рассмеюсь и скажу: “Так вот из-за чего был весь сыр-бор”. Мама покачала головой, все еще не понимая, к чему клонит Леди.

— Мир дал трещину, — продолжала Леди. — И в мире живых, и в мире мертвых все пошло иначе. Когда Данбала отказался от угощения, я впервые почувствовала, что что-то пошло не так. Дженна Вельвадайн рассказал мне, что случилось в вашей церкви в пасхальное утро. В этом тоже замешан мир духов.

— Но там были просто осы, — пораженно проговорила мама.

— Для вас это были просто осы. Для меня это было послание. Кто-то, находящийся на той стороне, испытывает ужасную боль.

— Я не…

— Вы не понимаете, — закончила за маму Леди — В этом нет ничего удивительного. Я тоже многого не понимаю Но мне известен язык боли, миз Мэкинсон. В детстве я хорошо научилась этому языку. С этими словами Леди протянула руку к своему ночному столику, выдвинула один из ящичков и достала оттуда листок линованной бумаги. Потом показала листок маме.

— Вам знаком этот рисунок? Мама внимательно рассмотрела рисунок. Это был карандашный набросок мертвой головы, похожий на череп с крыльями, уносящими его от остова из костей.