Жизнь моя
Шрифт:
Она обожала пещеру. Как только она ее нашла, она почувствовала себя уверенной, как никогда раньше. Даже ее икота прекратилась. И она сразу же поняла, что место это — магическое. Именно поэтому она разулась, перед тем как туда войти.
Темнота была удивительно прохладной, пыль между пальцами ног — мягкой, как тальковая пудра, а когда она протянула руку к трещине в скале, вода, набравшаяся в ладошку, была ледяной и прозрачной.
В тот момент, когда она возвращалась ко входу в пещеру, маленькая зеленая ящерка стремительно выскочила у нее из-под ног, обернулась и посмотрела
— Ведомо мне то место в холмах, — писал он в одном из ее любимых отрывков в книге из кабинета ее отца, — где спускаются боги на землю, //Место, где все, что ни встретишь, //Будет взирать на тебя в молчании и без боязни, //Будь то коза вислоухая, сокол, парящий в зените, //Или зеленая ящерка. //Все в этом месте равны перед ликом //Силы могучей и непостижимой.
— Что это у тебя в руке? — спросил отец, подскакивая к ней.
Она смешалась.
— Я нашла это в пещере, — и робко протянула ему осколок керамики. — Мне кажется, это римский. Красный и блестящий, как в твоей книжке. Может быть, это ключ, которым Кассий пользовался, чтобы прийти сюда? — Но, к ее ужасу, вид ее сокровища только разозлил отца.
— Тони, это так типично для тебя!
Она разинула рот.
— Где ты это нашла, а?
— В пеще…
— Разве ты не знаешь, что если где-нибудь найдешь что-нибудь старое, ты не должна это трогать?
Ее лицо вспыхнуло. Теперь каждую секунду можно было ожидать икоты.
— Ты ведь никогда не слушаешь! Говоришь, что хочешь учиться, а потом делаешь что-нибудь в этом роде. Как какой-нибудь глупый турист, который не знает ничего лучше.
— Я… я могу положить его обратно.
— Нет, не можешь! Не на то же самое место, где ты нашла это! Все, что мы могли бы выяснить по этому специфическому черепку, утеряно навсегда. Из-за тебя!
Она чувствовала себя больной. Они шли в молчании. Уже подходя к мельнице, отец заговорил с ней, чтобы подбодрить, тем голосом, который он всегда использовал, когда чувствовал, что слишком далеко зашел. Она сделала глубокий вдох, обернувшийся глотком.
— Извини меня за находку, папа.
— Не беда, — проворчал он, — это всего лишь осколок глиняного горшка. Их здесь — как грязи. Не о чем говорить.
— Так ты не думаешь, что он…
— Кассий никогда не был здесь, Тони. Это было всего лишь местное святилище для крестьян, если это вообще было святилище, в чем я сомневаюсь.
Она прикусила губу. Она знала, что он ошибается, но боялась вызвать новый взрыв. Или, еще хуже, прервать рассказ о его работе. Он вообще редко говорил с ней о Кассии, и вот теперь, когда он начал, она хотела, чтобы эта прогулка никогда не кончалась. Но он ничего больше не сказал, и молчание тянулось дальше. Это была ее вина. Она его рассердила, и теперь он никогда не будет ей ничего рассказывать.
Антония всегда знала, что Каролина — любимица ее матери, и привыкла считать, что тогда она
— А как ты думаешь насчет того, — наконец проговорил ее отец, — чтобы, когда ты вырастешь, стать археологом, как я, и помогать мне разгадывать загадку, которую оставил нам Кассий. Тогда мы станем знаменитыми. Будем вместе ездить на конференции и всем рассказывать, как мы этого добились.
«И тогда ты будешь любить меня так же, как Каролину», — подумала Антония.
Она посмотрела на него и спросила:
— А что я должна сделать, чтобы стать археологом?
Глава 3
Суббота, 3 сентября 1988 г.
— Черт бы побрал эту археологию! — выругался Майлз, позвонив Патрику накануне вечером.
Он опять был обкуренным — Патрик был в этом уверен: и говорил слишком быстро, перемежая речь длинными вздыхающими паузами, и, как всегда, не придавал значения телефонным счетам. О чем беспокоиться? Это всего лишь деньги. О них позаботится его мать.
— Значит, раскопки продвигаются не очень успешно? — спросил Патрик.
— Хрен его знает, — ответил Майлз, — я не был там уже целую неделю. Зачем? Я всего лишь волонтер. А мы ничего не нашли за долбанных восемь недель.
— Как, совсем ничего?
— Ну, несколько черепков от цветочных горшков.
— А что, у римлян были цветочные горшки?
— Откуда мне знать?! Если тебе так интересно, можешь спросить у этого хрена руководителя, когда сюда приедешь.
— Ладно.
— Ох, как же я ненавижу, когда ты так поступаешь!
— Как поступаю?
— Самодовольно со мной разговариваешь. Это так по-американски!
— Я далек от самодовольства.
— Нет, ты именно самодовольный!
— Я просто удивился, почему ты все еще хочешь, чтобы я приехал, если эти раскопки обернулись таким провалом.
— Потому что. Без причин.
И потому что Майлз — это Майлз. Патрик находился сейчас в самолете на Тулузу, удивляясь, какого черта он влез в это дело.
При всех своих безумных перепадах настроения, не лишенный снобизма Майлз был лучшим другом Патрика. Единственным, кто кинул ему спасательный круг в ту первую, ужасную неделю в Оксфорде, когда у Патрика совсем не было денег.
Тогда Майлз в своем грязном «фольксваген-гольфе» чуть не сбил его на перекрестке и, обругав предварительно, предложил вместе поесть карри. Хорошенько выпив, он сказал:
— Слушай, Пэдди, или как там тебя, ты не сможешь остаться в Холле, для тебя это будет просто ужасно, ты не встретишь никого стоящего. Почему бы тебе не поселиться в свободной комнате в моем доме?
Что Патрик и сделал.
Дом его друга — Боже мой! Мать Майлза была высококвалифицированным юристом и купила сыну еще один дом в качестве награды, когда тот с третьей попытки пролез в Оксфорд. Для него это было «летнее убежище» на юге Франции. Именно сюда и летел сейчас Патрик, проведя предыдущие два месяца за тренингом лошадей в скаковой конюшне, чтобы подкопить денег.