Жизнь на двоих
Шрифт:
Мы плелись по пыльной дороге. Два чумазых оборванца, один из которых глухонемой, а второй — босоногий дурачок. На палке, лежащей концами на наших плечах, болтался увязанный в рогожку увесистый камень. Савка объяснял, что святые отцы наказали нам донести его своими руками до берега Северного моря, чтобы Создатель уверился в необходимости вернуть мне слух. Вот такую сказку придумали мы для встречных путников или для летучих разъездов, то и дело шмыгающих в этих местах.
На самом деле так мы несли деньги, увязанные в плотный бесформенный тюк, который Савка обклеил
А иногда нам протягивали краюху хлеба или позволяли выскрести остатки со дна котла. И мы делили добычу по справедливости. То есть поровну. В результате Савка худел быстрее меня. Он массивней и палку с камнем несёт так, что почти весь вес достаётся ему — конец, лежащий на моём плече, значительно длиннее.
А что делать? Если всё время прятаться, то никуда не доберёшься. Тем более что взять с нас решительно нечего, кроме камня. Савка рассказывает о Священной Реликвии, которая возлежит посреди поляны в лесу далеко на юге, и о её «младшем брате», которого мы несём, а попутчики или встречные потешаются над нашим легковерием и, иногда, делятся пищей или позволяют переночевать под крышей.
Интересно, почему люди так снисходительно относятся к проявлениям идиотизма, но людей умных и предусмотрительных недолюбливают? Савка, кстати, согласился с моим наблюдением, но никакого объяснения не дал. Мы редко разговариваем и часто голодаем. Не так, чтобы до головокружения, но кушать хочется всегда. Несколько монеток в моём кошельке я просто боюсь кому бы то ни было показывать — их вид сразу разрушит наш образ. Образ, ради создания которого мы так и оставили в обломках повозки не найденные рейтарами наши новенькие палаши.
Вчера с горочки далеко на горизонте удалось разглядеть полоску морской глади, но потом дорога нырнула вниз, и желанное видение пропало. Но это ничего. Никуда оно не денется — мы дойдём. С таким другом и товарищем я больше ничего не боюсь и даже страшусь, что рано или поздно наше приключение закончится, и мы расстанемся.
Пусть даже это гормоны играют со мной вечную шутку! Да. Но это МОИ гормоны. И то, что они со мной проделывают угодно и вершится по моей воле. Надеюсь, Ведь я принцесса, и привыкла делать всё, что пожелаю. Так вот — я этого желаю. Ну… гормонов.
Сегодня Савка залатал сапог одному бедолаге, и получил за это полдюжины яиц. Мы сидим у костра и жарим их на раскалённом камне. Без соли и специй, но очень вкусно с краюшкой хлеба, в которую пекарь положил многовато отрубей. Я жду момента, когда попутчик мой устроится на собранной из ветвей колючей подстилке, и тогда прижмусь спиной к его животу. Жесткая грубая ладонь ляжет на моё бедро — большего позволить ему я просто не могу — а обветренные губы шепнут над самым затылком:
— Спи, маленькая. Устала.
По имени он уже давно ко мне не обращается — обязательно находит какое-нибудь новое ласковое слово. Только белочкой ни разу не назвал.
Резкий неожиданный свист застал нас врасплох.
Пока я пыталась настроить привыкшее к пламени костра, зрение на темноту ночи, мой товарищ бросил что-то на головни, и стало темно. Натянувшаяся верёвка, за которую кто-то невидимый пытался вырвать из земли корневища спиленного дерева, указала мне направление, тем более, что там явственно выругались, а потом послышался вскрик боли.
Не знаю, что это было — Савкина тень уже скрылась за деревом справа, а моя — слева. Мы ведь, словно лесные зверьки теперь, всегда начеку, всегда готовы смыться, если не застигнуты врасплох.
Вот сейчас все участники событий затаились и чутко прислушиваются к происходящему. Длится это довольно долго и заканчивается появлением с противоположной стороны двух тёмных фигур.
— Сбежали, — слышится голос одной из них.
Вторая издаёт звук удара камня о голову и падает, как подкошенная. Савка мастер точного броска.
Первое действующее лицо резко присело и, вытянувшись в броске, сместилось в мою сторону. В общем, я не виновата, что он налетел на мой кинжал.
Вечер оказался испорчен. Мы сразу ушли отсюда и даже не попытались рассмотреть, кого принесло так не вовремя. Знаете, тащить в потёмках тяжёлую каменюку, это не мёд. Потом я рыдала, а меня гладили по голове и шептали на ухо разные хорошие слова. Несмотря на то, что вокруг все было ужасно и страшно, в душе царило спокойствие. Мне было хорошо.
Границу центральной провинции Гринринга мы перешли на следующий день. Здесь власть короля была не пустым звуком, а все подряд носили при себе оружие. Патруль, настигший нас на лесной дороге, выслушал Савкины объяснения и удалился своей дорогой. Собственно, так же поступали солдаты и на «диких землях». Но от этих людей я не чувствовала угрозы. Суровый воин, юнец и пожилой ремесленник. Почему-то при их виде никакой тревоги внутри не поднялось. Они не такие, как искатели удачи и наживы, шныряющие в землях, откуда мы только что вырвались.
Интуиция? Наверно.
Потом была комфортабельная гостиница, лохань с тёплой мыльной водой, портняжная мастерская и хачевня. Когда добродушный половой с полотенцем через руку спросил, чего нам принести, чуть не брякнула: «Три черствых корочки».
Впервые обратила внимание, как ест парень моей мечты. Основательно. По-крестьянски. Неспешно и обстоятельно. Совершено не умеет пользоваться ножом — научу. В остальном же всё выглядит пристойно и… мне нравится. Я снова в платье среднего достатка горожанки и ни капельки не глухонемая. Здесь чтут закон и не жалуют грабителей. Эта территория как бы в осаде. Хотя никакого неприятельского войска вокруг нет. Вернее, наоборот, врагов в окрестностях — пруд пруди, но сюда никто не суётся. С бандитским шайками, отрядами баронов и формированиями наёмников достигнуто некое равновесие. Малая часть государства сохранена — это то, что видно невооружённым глазом.