Жизнь на двоих
Шрифт:
– Потому что он всегда относился ко мне как к вещи. Он женился на мне не по любви, а по необходимости – император должен быть женат. Выбрал, как породистую кобылу. А потом… Что бы я ни делала – он всегда оставался равнодушным, спокойным и терпеливым. Ни разу я не замечала в нем вспышки чувств, только расчет.
– А что вы делали, ваше величество?
Виктория не сразу поняла вопрос.
– Вы о чем?
– Вы сказали: «Что бы я ни делала». Что вы делали? Когда этот вопрос начал вас беспокоить, что вы стали делать?
Она почувствовала, как горят щеки – словно их кто-то усиленно трет чем-то колючим. Неловко…
– Ваше величество, – произнес он мягко, – я врач. Вы можете рассказать мне все. Я не намерен осуждать вас, я хочу вам помочь.
– Я… – Виктория закусила губу, помялась в нерешительности, но в конце концов продолжила, тяжело вздохнув: – Я очень хотела вызвать в Арене… в муже чувства. Хотела, чтобы он показал, что все же небезразличен, что любит… хотя бы немного. Сначала я решила… прийти к нему в кабинет, когда он работал. Я попыталась его… соблазнить. Но Арен только посмеялся, сказал, что для таких вещей существуют ночи, а если он сейчас отвлечется, то на совещании станет клевать носом. Он… никогда не хотел меня так же сильно, как я его.
Лицо врача оставалось таким же беспристрастным, и от этого, как ни странно, Виктории стало чуть легче откровенничать.
– Потом я начала капризничать. Смотрела на его реакцию, пыталась вывести из себя, но Арен всегда оставался совершенно спокойным. И я тогда подумала… что у него, как у моего отца, наверное, есть любовница. У отца их было много – и при жизни матери, и после ее смерти тоже, и не одна, а сразу несколько. Я начала следить за Ареном, пытаясь найти доказательства…
Виктория чувствовала, что внутри ее словно прорвало плотину – так ей вдруг захотелось все-все рассказать. И о своей безумной ревности, и о недоумении мужа – даже здесь он остался равнодушен! – и о постоянном раздражении, с которым почему-то не получалось бороться, и об отравленной горничной, и об истериках, которые становились еще более яростными во время беременности.
Врач слушал, задавая ненавязчивые вопросы, хотя Виктории они были и не нужны – она говорила, говорила и говорила, не замолкая, наверное, целый час, пока не почувствовала себя абсолютно опустошенной, выпотрошенной и вывернутой наизнанку.
– Ваше величество, – сказал психотерапевт, когда Виктория замолчала и потянулась за водой, – я приду завтра в то же время, и мы продолжим. Но у меня есть для вас домашнее задание.
– Домашнее задание? – переспросила она с недоумением.
– Да. Вы начали рассказ с утверждения, что вас не любит муж. Я прошу вас подумать до завтра и дать мне ответ на вопрос, любите ли вы своего мужа. Да или нет. Не надо рассуждений. Просто – да или нет.
– Я могу ответить сейчас.
– Сейчас не надо. – Он легко улыбнулся, вставая с дивана. – Завтра.
На врачебном консилиуме собрались все заведующие отделениями и ведущие специалисты – всего около двадцати человек, – и он показался Арену не менее невыносимым, чем Советы архимагистров. То, что Эн рассказала ему за тридцать минут, на совещании врачей обсуждалось два часа. Она объясняла и обосновывала каждое будущее действие, показывала формулы и схемы артефактов, отвечала на вопросы. Господа врачи сомневались и кидали недоумевающие взгляды на императора, который заявил о своей поддержке еще в начале совещания. Арен, чтобы избежать кривотолков, объяснил стремление вернуть
Но, быстро пережив этот шок, господа врачи начали ругаться.
– Эн, – покачал головой заведующий реанимацией, разглядывая схему подачи электрического тока, – этой процедурой мы ставим под угрозу здоровье его величества, а возможно, и жизнь. Я решительно против подобного риска.
– Здоровью, а уж тем более жизни императора ничего не грозит, – возразил заведующий терапевтическим отделением. – Дозы рассчитаны точно, они не могут повлиять на энергетический контур его величества. Речь идет только о болевом эффекте. Неприятно будет, конечно, но это не то что не смертельно, даже не травмоопасно.
– Меня крайне сложно убить, – сказал Арен холодно. – Тем более током. Но чтобы не было сюрпризов, перед уходом я поставлю на всех присутствующих печати молчания.
– Это обязательно, – кивнул главный врач. – По этой же причине протокол консилиума мы не ведем.
– Запишите только ключевые моменты и итоговое решение после окончания совещания и передайте мне для тайного архива, – уточнил император. – Совсем без документов мы обойтись не можем, но все будет засекречено.
– Эн, позвольте вопрос, – вновь вмешался заведующий реанимацией. – Допустим, тело вы воссоздадите, но душа и сознание не вернутся. Останется только оболочка. И как быть?
– Это маловероятно, коллега, – сказал ведущий психиатр, опередив с ответом Эн. – Девушка ушла в абсолютный щит вся, вся должна и вернуться. Если мы запускаем обратный процесс, то запустится он в полном объеме либо не запустится вообще. Эксперименты Эн с энергетическими контурами это доказывают – резерв к магам возвращается в полном объеме.
– Эн, по поводу использования медикаментозного катализатора сознания, – произнес заведующий терапией. – Я не уверен, что от подобного вмешательства не станет хуже. Лучше не рискуй, а уж если решишь рисковать, то хотя бы не сразу.
– Да, я так и планирую сделать.
– Правильнее будет, если девушка очнется сама. В том случае, если ты резко выдернешь ее сознание при помощи лекарств, от этой резкости оно может помутиться. Поэтому я бы не стал рисковать с катализатором. Попробуй использовать внешний раздражитель, только не боль, а родных и любимых людей, голоса и прикосновения которых могут повести ее сознание за собой. И вообще, – мужчина хмыкнул, – вспомни сказку о спящей принцессе.
– Э-э… – Кажется, Эн смутилась. – Я плохо разбираюсь в сказках.
Несколько врачей улыбнулись, а заведующий терапией, ничуть не удивившись, продолжил:
– Спящую принцессу заколдовала злая ведьма, и спала эта принцесса много-много лет, пока не пришел ее возлюбленный и не разбудил девушку поцелуем. Если у вашей подопечной есть такой возлюбленный, можно его использовать.
Эн кашлянула.
– Спасибо, я учту. Брайон, – она посмотрела на главврача, – что вы скажете? Можем мы назначить процедуру на завтра?
– Предприятие, конечно, сомнительное, – протянул Валлиус. – Но раз жизни и здоровью его величества ничего не грозит… Что ж, давайте завтра, в десять утра. Я буду присутствовать. Еще кто-нибудь нужен, Эн?