Жизнь на двоих
Шрифт:
– Обожгло? – забеспокоился Арен, но она мотнула головой:
– Нет. Просто непривычно. И глаза совсем не болят.
– Я дам тебе допуск на переносы через камин, – сказал император, когда они вышли в ее комнате во дворце. – На всякий случай. С учетом нынешней ситуации это может когда-нибудь пригодиться.
– Надеюсь, что не пригодится, – пробормотала София немного испуганно. – А… это ничего? В смысле не странно, что у аньян есть допуск?..
– Об этом будут знать только Вагариус и начальник охраны дворца. Рильо я скажу, что это вопрос безопасности детей. Если что, ты сможешь моментально перенести
– Да. – София улыбнулась. – Но с учетом того, что прослушка официально запрещена, звучит забавно.
– Только не увлекайся, Софи. – Арен улыбнулся в ответ. – Договорились?
– Конечно. Я все понимаю.
– Ты не сердишься на меня? – спросил он, делая шаг вперед и касаясь ладонью щеки девушки. – Из-за поездки на море?
София прикрыла глаза, наслаждаясь его прикосновением.
– Нет. Я не могу сказать, что в восторге от перспективы общения с ее величеством, особенно после попытки приворожить меня к Адриану, но это все равно неизбежно. Я понимаю, – повторила она, распахивая глаза и глядя прямо на него. – Ты хочешь, чтобы дети тоже отдохнули, и лучше, чтобы они были под присмотром Вано. Я согласна, так действительно лучше. Но, Арен… Как отреагирует сама Виктория? Ты говорил ей?
– Пока нет. Скажу позже.
– Она ведь может рассердиться. – София трогательно закусила губу, задумавшись, и Арен, не выдержав, наклонился и поцеловал ее.
– Не волнуйся, – сказал он тихо через несколько мгновений. – Виктория начала заниматься с психотерапевтом и стала спокойнее. Кроме того, я поговорю с ней, постараюсь все объяснить. Ради детей ей придется держать себя в руках. Но если что-то случится, сразу сообщай мне, я приду и заберу ее, будет тогда сидеть в комнате.
– Арен, – вздохнула София укоризненно, и он усмехнулся.
– Тебе жаль мою жену несмотря ни на что, я уже понял. Не волнуйся, я не собираюсь ее обижать. В конце концов… – Усмешка стала горькой. – Она ведь моя жена.
София сочувственно погладила его по плечу, и он решил сменить тему:
– Скажи, почему Вано настолько странно себя вел десять минут назад? Что-то случилось? Он на меня смотрел так, будто я ему сообщил об исчезновении Геенны.
Девушка смутилась и, чуть порозовев, опустила взгляд.
– Прости, я… проговорилась ему. Но он так злится на тебя, так обвиняет… Я просто не выдержала и… Прости, Арен. – София вновь посмотрела на него, вздохнула – и поцеловала сама. Сама! Осознав это, он вспыхнул от желания и, прижав ее к себе крепче, углубил поцелуй.
Кровь стучала в висках, в груди стало жарко и больно, все его существо требовало немедленно присвоить себе эту девушку. Сейчас, как можно скорее, пока она отвечает, пока прижимается, пока стонет, и эмоции ее на вкус такие же сладкие, как губы.
«Ты же не собирался трогать…» – мелькнула слабая мысль, и Арен, собрав себя в кулак, отстранился, но чуть было не сорвался вновь, увидев розовые щеки и возбужденно блестящие глаза Софии.
– Я не понял, за что ты извинялась, – произнес он, и грудь его тяжело вздымалась. – О чем ты проговорилась, счастье мое?
– О том, чьей жизнью живу, – сказала она почти шепотом, но взгляд не отвела. – Я знаю, что не
– Забавно. – Арен улыбнулся, покачав головой. – Я ведь не в курсе, что ты уже в курсе. Хотя это предсказуемо – конечно, Эн должна была сказать. Но вот Вано… Не переживай, Софи, я на всякий случай поставлю печать молчания.
– На всех?
– Нет, только на Вано. Хотя я в нем уверен, все же так будет лучше. И завтра, когда он придет отчитываться об организации безопасности вашей поездки, я поговорю с ним. Объясню, что не собираюсь тебя трогать.
– Арен?.. – София удивленно выдохнула.
– Я не желаю, чтобы ты мучилась, – объяснил император спокойно. – Ты ведь будешь переживать, Софи. Не надо, пусть все остается на своих местах.
Она обескураженно молчала.
– Ты не создана для интрижек, счастье мое, – продолжил он и, подняв руку, погладил девушку по волосам. – Ты должна быть женой и матерью, а не любовницей. Я скажу это Вано завтра, он сразу успокоится, и вы перестанете ссориться. Вы же поссорились, верно?
– Да, – прошептала она. – Немного.
– Помиритесь. Все будет хорошо, Софи. А теперь пойдем в детскую, Агата и Алекс наверняка уже заждались.
Она вновь промолчала, даже не кивнула. Эмоции ее напоминали настоящий коктейль – и не разберешься, что чувствует. Удивление, сожаление, нежность… А где облегчение? Его почему-то не было.
Но это все ерунда. Даже если сейчас София не чувствует облегчения, потом к ней придет понимание того, что так лучше.
Он ничего не сможет ей дать, кроме боли, а боль – не то, что нужно отдавать человеку, которого любишь.
На задание Силвана – записать все, что ее когда-либо радовало, – у Виктории почти не было времени. Она занималась этим накануне перед сном, но не закончила, а сегодня весь день сидела с Агатой и Александром и не имела возможности отвлекаться. Виктория любила своих детей, но за день они вдвоем, особенно сын, совершенно ее замучили. Она уже и забыла, как это – сидеть с ними обоими с утра до вечера, развлекать и отвечать на вопросы. Часа в четыре Виктория почувствовала себя дико уставшей и невольно вспомнила Софию – странно, но их аньян никогда не казалась ей замученной, даже если проводила с наследниками гораздо больше времени, чем положено. Или она ошибается и София тоже уставала, просто Виктория не замечала? Да, скорее всего, это так. Если уж говорить откровенно, то ее всегда мало интересовали чувства других людей, она была сосредоточена на себе. Даже Арен…
Виктория застыла от неожиданности собственных мыслей.
Но ведь правда. Она понимала, что муж устал, но никак не могла осознать насколько. Не получалось. А почему не получалось? Потому что при этом она сама была обижена, раздражена или даже зла, и это мешало ей думать. И чем спокойнее он с ней говорил, тем сильнее она сердилась, понимая – это спокойствие от равнодушия, ведь если бы Арен любил ее, он вел бы себя по-другому. Тоже нервничал бы, как она. Так и Аарон говорил.
Аарон… Виктория поморщилась, вспомнив брата мужа, которого она очень любила раньше, но сейчас… Сейчас – нет. Он не говорил ей ничего, что не было бы правдой хотя бы отчасти, но его ложь от этого только становилась еще искуснее, еще отвратительнее. Почему она его вообще слушала?!