Жизнь на излом. Ранение навылет
Шрифт:
Глеб еще минуту не мог прийти в себя. И только когда Шурка повторила свой вопрос еще раз, что-то щелкнуло. Он метнулся на кухню, подскочил к вальяжно развалившейся на стуле женщине, схватил ее за шею, вздернул и придавил к стене.
— Тварь…
Шурка посинела, засучила ногами, и одними губами произнесла:
— Люблю тебя, Глеб…
Хриплое карканье отрезвило, и он ослабил хватку.
— Люблю тебя, Глебушка, милый, — снова захрипела Шурка, — всегда любила…
— Любишь? — взревел Глеб, борясь с желанием закончить этот фарс одним движением
Он отдернул руку, и Шурка упала к его ногам, а потом вцепилась в его штанину и принялась целовать.
— Все для тебя, милый. Кирка же потаскуха. Она тебя не любит. Она к Юрке сразу в постель.
Глеб с брезгливым чувством отпихнул тяжелое Шуркино тело.
— Не смей своим грязным ртом произносить ее имя. Ты и ногтя на ее мизинце не стоишь! Пошла вон отсюда!
Шурка замерла, замотала головой, как побитая собака, заскулила. Выползла на середину кухни и попыталась в последний раз:
— Я же все для тебя, для нас…
— Вон пошла, тварь, — с ненавистью выплюнул Глеб.
Он еле сдерживался, чтобы не схватить это омерзительное тело за шкирку и не выкинуть в подъезд. Шурка притихла, держась за ножку кухонного стола, поднялась еле-еле. Не спеша поправила растрепавшуюся прическу и черный платок на шее. Окинула взглядом Глеба.
— Меня винишь?— усмехнулась она. — Думаешь, прав? Нет, милый. Это не я вас. Это ты… ты убил вас двоих. Ты. Сам нажал на курок. Ты...
Шурка сделала робкий шаг, потом еще один смелее, и уже не таясь, выбежала из кухни, а потом с силой хлопнула входной дверью. Воцарилась тишина — удушающая, пронзительная. Лишь только стук сердца гулко отдавался в груди, и словно в воздухе застыли правдивые Шуркины слова...
54
— Сентябрь какой выдался пасмурный, — вздохнув, посетовала Егоровна, помешивая в разноцветной кружечке чай маленькой ложечкой. — Мы с дедом хотели за грибами съездить , так везде грязь непролазная, а машину на дороге кидать страшновато.
— Я уж и не помню, когда грибы собирали, — махнула рукой Лидия Алексеевна. — Мы все с Каринкой кружимся, а о таких радостях и не помним. Она вот ходит понемногу, и для нас уже каждый шаг это счастье. Тебе-то на автобус, пора уж, беги.
— Да я хотела с Кирой еще раз попрощаться. Но что-то долго ее нет, — посмотрела на часы Егоровна, — вроде все решено уже.
— Да ты ж знаешь нашу Никаноровну, она и уговаривать заново начнет, чтоб осталась. Сколько раз говорю, не привязывайся так к людям. Да я, если честно, и сама к нашей Кирочке привязалась. Хорошая она.
— Это вы тут про меня? — Кира с улыбкой на лице впорхнула в комнату отдыха и прищурившись, посмотрела на женщин. — Надеюсь, не сильно ругали?
— Да кто ж тебя ругать станет, Кира! — воскликнула Егоровна. — Переживала я, что не успею попрощаться. Ты ведь сегодня улетаешь?
— Да, вечером. За ключами от квартиры хозяйка подъедет.
— Да, она мне сказала. А Никаноровна что говорит? — вмешалась Лидия Алексеевна.
— Ну, пожелала
— Хм, мы тоже хотим узнать о личном, — пробубнила Егоровна, допивая чай. — Шурку-то уволили. Я ее вчера видела, с фингалом под глазом и рука в гипсе. Видимо, какой-то хахаль разукрасил. И пьяная опять…
— Да бог с ней, с курвой этой, — махнула на подругу Лидия Алексеевна. — Ты ведь с Глебом своим так и не поговорила. Уедешь, не попрощаешься? Уж после всего, что случилось, я думала, вы помиритесь!
— Не судьба, наверное, Лидия Алексеевна. После похорон его матери мы не виделись. Нина Никаноровна мне тоже сегодня этот вопрос задала, но мне нечего вам ответить. Он не ищет встреч со мной, значит, не простил. Да и я себя не простила. Похоронила заживо любимого человека, предала.
Голос у Киры сорвался. Закусила губу, сморгнула непрошенные слезы. Господи, сможет ли она когда-то об этом всем спокойно говорить?
— Ты уж прости нас, девонька, — Егоровна погладила Киру по руке, — любопытные мы не к месту. Да к тебе уж очень привязались. Думали, наладится все у вас. Глеб вон какой мужчина хороший, не то что твой муженек бывший. Фамилию-то поменяла?
— Да, сегодня уже с новым паспортом, — похвалилась Кира, снова улыбаясь. — И снова я Кира Стрельнева!
— Ну счастья тебе, что сказать! Дай обниму на прощание! — Егоровна стиснула Киру в своих медвежьих объятиях, а потом к ним присоединилась и Лидия Алексеевна.
— Ты нам звони, как устроишься. Все-таки город большой! Почти столица. Нужна помощь будет, не стесняйся, проси!
— Спасибо вам огромное, — пробормотала растроганная Кира.
— Егоровна, ну хватит шмыгать! На автобус опоздаешь! Отпусти девочку!
— И то правда, — отступила Егоровна, — побегу.
Егоровна еще раз расцеловала Киру в обе щеки. Что-то прокричала своей сменщице в коридоре. Все стихло.
— Ну присядь на дорожку. Может чаю? В последний раз.
— Спасибо, Лидия Алексеевна. Присяду на пару минут, а потом побегу. Мне еще машину с лишними вещами отправить к родителям нужно. С собой ведь я все не возьму.
— С мамой так и не помирилась?
Кира вздохнула и пожала плечами.
— Не знаю даже, что ответить. Мама осталась при своем мнении, Юра у нее любимый зять, она до сих пор с ним созванивается. Он ее даже на свадьбу пригласил. Эта секретарша его уже от него беременная. В октябре распишутся.
— Эх, как он быстро. И не горевал.
— Может, даже лучше так, быстрее забудется?
— А там тебя встретят? Ведь ночью самолет прилетит?
— Да, тетушка моя с мужем встретят. Я первое время у них поживу, а как квартиру подыщу, сразу съеду.
— Ну, дай бог, всего хорошего тебе Кирочка! Беги, и мне пора на кухню уже, потеряли , наверное.
Кира обняла женщину и еще раз тепло попрощалась. Здание реабилитационного центра она покидала с легкой грустью. Рано или поздно все равно бы пришлось расставаться, но Кира решила не привязываться к месту и к детям.