Жизнь на кончиках пальцев – 2

Харьковская Рита

– Как? – удивилась. – Я думала, что оперировать будете вы!

– Я обеспечу подтяжку, – успокоил. – А мои коллеги займутся каждый своей частью дела.

– Или тела, – пробормотала Мстислава. – Вот уж не думала, что у вас такое разделение труда.

– По-другому и быть не может! – обрадовал врач.

***

Утром следующего дня Мстиславу уложили на каталку и повезли в операционную.

Возражать против того, что с нею обходятся, как с инвалидом, рассказывать, что вполне способна добраться до операционной на

своих ногах, Звездинская не стала.

Еще час назад ей дали выпить какую-то микстуру, сказав, что это лёгкое успокоительное, но она все продолжала нервничать, сама не понимая почему.

Все тело и лицо были расчерчены кругами, дугами и линиями, словно её собрались перекраивать.

Вздохнула, почувствовав, как в вену вонзилась игла шприца с препаратом общей анестезии.

– Ну все, глубушка, – лицо хирурга было словно в мареве, – завтра вы у нас будете хороши пуще прежнего.

Мстиславе казалось, будто её раскручивают в каком-то водовороте, на одном из витков которого она вылетела в неведомое пространство и лишилась чувств.

Глава седьмая

Дикая боль разрывала на кусочки лицо и тело.

Мстислава чувствовала, что её лицо забинтовано. Оставались открытыми только небольшая часть рта, щелочки глаз и ноздри. Все остальное не чувствовалось, а превратилось в огромный горящий пласт боли.

Грудь, так же спрятанная под повязкой, вызвала в воспаленном, еще не освободившемся от наркоза, мозгу мысль о том, что с неё срезали соски. Срезали и выбросили за ненадобностью. Потому как она никому, никогда, ни за что не позволит впредь прикоснуться к этим двум комкам боли, называемым раньше женской грудью.

С ягодицами дело обстояло получше. Она почти не чувствовала небольшого жжения и покалывания, не смотря на то, что лежала на спине. Ну как лежала? Скорее полусидела.

Мстислава приподняла еще слабую руку, попыталась поднести к лицу. Уронила на полдороге. Нащупала кнопку на правой боковине кровати. Нажала на неё.

– Лежите. Не двигайтесь! – приказывала медсестра, уже не сверкающая на всю палату белозубой улыбкой, а выглядевшей строгой и чем-то озабоченной. – Сейчас позову врача.

Поведение и тон медсестры настолько не соответствовали тем, к которым уже начала привыкать Звездинская, что она испугалась. Правда, долго раздумывать о разительных переменах Мсте не пришлось. В палату вошел оперировавший её хирург:

– Очнулись? – констатировал очевидный факт. – Вот и славно! – тут же нахмурился: – Что же вы, голубушка, не бережете себя? И нас не предупредили!

– О чем не предупредила? – Мстислава едва двигала губами, произнося слова. – Что-то не получилось? Операция прошла неудачно? И вы сделали из меня уродину? – из глаз выкатились две слезинки.

– Нет-нет! – замахал руками хирург. – С этим как раз все в порядке! Вы будете иметь молодое личико, грудку третьего размера и пухленькие подтянутые

ягодички! Но если решитесь на грудное вскармливание, то импланты придется удалить. Мы бы их и ставить не спешили, если бы ваш малыш не взбунтовался только перед самым концом операции, когда все уже было сделано. И потом, ваши планы на будущее нам не ведомы, – словно оправдывался хирург, – а операции уже оплачены, – совсем запутался в объяснениях, – ну, вы понимаете.

– Ничего не понимаю! – у Звездинской закружилась голова. Казалось, что даже боль в лице и груди стала не такой ощутимой. – Объясните подробно и доходчиво о чем вы говорите!

– В принципе, не произошло ничего страшного, – снова начал тянуть волынку хирург, – просто у вас начало сбоить сердечко, когда накладывались последние швы. Как вы понимаете, процесс шел, что называется, от обратного. То есть: в начале – ягодицы, потом – грудь, и только в последнюю очередь – лицо. Именно поэтому вы, – усмехнулся, вспомнив лексикон Мстиславы, – и с жопой, и с сиськами. Ну и, конечно, с подтянутым личиком!

Мстислава подумала, что вцепилась бы в горло этому «говоруну», если бы могла встать. Врач, словно поняв её намерения, заговорил быстрее:

– Проблемы с сердцем начались, когда я уже накладывал последние швы. К счастью, наша клиника оборудована по первому слову техники и снабжена всеми наиновейшими препаратами, а потому нам удалось и купировать приступ, и завершить операцию. И, конечно, взять у вас дополнительные анализы, чтобы понять, по какой причине абсолютно здоровая женщина едва не умерла на операционном столе.

– Я вас придушу, как только смогу встать, – пообещала Мстя, – немедленно говорите – что со мной?!

– Как?! – искренне удивился хирург. – Разве я еще не сказал?! Разве вы сами еще не знаете?! Тогда – позвольте поздравить! Вы беременны! Правда, срок небольшой, всего-то четыре-пять недель. И мы понимаем, что вы могли не догадываться о своем положении, а потому не станем подавать на вас в суд за то, что едва не подставили под удар репутацию клиники!

– Пошел вон! – шипела Мстя, – убирайся и молись своему еврейскому Богу, чтобы операция прошла успешно! Иначе я засужу тебя! И твою чертову больничку, которая не озаботилась одним из основных анализов накануне операции! Ты еще не знаешь, жидовское отродье, с кем связался!

Лицо врача побагровело. В таком тоне с ним не говорила даже любимая жена Сарочка, узнавшая о его шашнях с молоденькой медсестричкой! Но связываться со вздорной бабой хирург не стал, а вылетел пулей из палаты, решив немедленно найти виноватого в произошедшем инциденте. Ну так. На всякий случай.

По дороге к своему кабинету, вбежал в сестринскую. Нашел взглядом одну из медсестер. Ткнул в неё пальцем:

– Срочно в палату! – назвал номер. – Вчера прооперировали одну. Твою соотечественницу! Поговори. Успокой! И быстро!