Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном
Шрифт:
Стефан Георге. Начало 1900-х гг. Обложка книги Ст. Георге «Ковер жизни и песни сна и смерти». 1900 г.
Дом в Бингене, где родился Ст. Георге. Разрушен в декабре 1944 г.
М. В. Добужинский. Улица в Мюнхене. 1901 г.
Карловы врата у площади Штахус.
Карлсплац (Штахус). Мюнхен. 1900-е гг.
Франц Блей. 1925 г
Эмиль Верхарн. Рисунок Т. Рисселъберга. 1906 г.
Вена. Кертнерштрассе. 1900-е гг.
Литературное кафе «Гринштайдл» неподалеку от «Хофбурга», зимней резиденции Габсбургов. Вена. Начало XX в.
Рудольф Шрёдер. Рудольф Борхардт.
А. Кудин. Дух бала.
Гуго фон Гофмансталь. 1920 г.
Обложка книги Г. фон Гофмансталя Артур Шницлер. «Маленькие драмы». 1906 г.
Вена. Городской театр.
Немецкий театр на Шуманштрассе. Берлин. 1900-е гг.
Улица в швейцарской деревне. 1912 г.
Франк Ведекинд. Макс Рейнхардт.
3. Е. Серебрякова. В горах. (Этюды Швейцарии.) 1914 г.
Отто
Улица Унтер-ден-Линден. Берлин. 1912 г.
Роберт Вальзер. Райнер Мария Рильке. Макс Брод.
Эрнст Барлах. Памятник павшим в Магдебургском соборе. 1929 г.
Министром народного просвещения был тогда некий румын. И это раздражало многих славных русаков. Прущенко тоже стал в разговоре со мной отзываться об этом господине Кассо с пренебрежением. Поскольку я не был в курсе политических интриг и веяний, то и не мог уловить смысла претензий, но слушал внимательно, а это было главное в таком деле. Кроме того, я воспользовался наставлениями князя насчет намеков, и это подействовало. Прущенко уже не сердился на меня за мой отказ. И никогда больше не повторял попыток сделать из меня учителя. Зато сделал меня своим доверенным лицом в вопросах политики.
Я отвоевал себе свободу творчества, но теперь должен был самому себе доказать, что я ее заслужил; должен был с неотступным упорством побороться со словом.
Работа поначалу отказывалась подвигаться, но я принудил себя каждый день после обеда садиться за письменный стол и писать, умоляя при этом своего ангела-хранителя получше хранить меня от соблазнов, ибо в кармане моем были деньги на веселые развлечения. Но я писал и писал, и через четыре недели монография моя о Стефане Георге была готова.
Я послал ее в Петербург, где ее должны были перевести, и год спустя, в третьем и четвертом номерах «Аполлона» за 1911 год, она появилась вместе с большой подборкой переводов поэзии Стефана Георге; позднее она вышла и как книга.
На немецком языке моя работа не была напечатана — и справедливо, как я полагаю. В России монографию хвалили, но я думаю, она была очень поверхностной, хотя, возможно, легко читалась и кого-то привела к Георге. По всей вероятности, я мог тогда оценить Георге только со стороны просодики, внешней экспрессии и не в состоянии был еще распознать, насколько монументальным было дело этого одиночки, высветившего своим христианским факелом ду-
Зак. 54537 ховный 'мятеж против бездуховного времени и сумевшего поднять наш язык с колен опошления восьмидесятых и опустошения девяностых годов. И, конечно, мне еще не дано было постичь внутренние, сокровенные мотивы этого великого поэта.
Но как бы там ни было, для меня эта работа явилась существенным этапом: впервые мне удалось довести до логического завершения достаточно пространный прозаический опус.
До этого я, не без влияния своих русских друзей, рассматривал прозу как что-то второстепенное, побочное по сравнению с поэзией. Но теперь и в Москве, и в Петербурге — Брюсов, Белый, Кузмин — обратились к поэтической прозе.
Несколько новелл я написал и раньше, а на рубеже 1906–1907 годов также и небольшой, в ето страниц, роман из современной жизни, в котором я на романтический лад изобразил и самого себя, назвав персонажа «господин Гюнтер». После эссе о Георге у меня появилась потребность доказать самому себе, что я могу писать и романы, разумеется, на злободневные темы, в которых были бы разрешены все проклятые вопросы современности.
Удастся ли мне продумать до деталей весь процесс жизни и так изобразить его, чтобы в результате возникло нечто единое, цельное и увлекательное?
Офицер Красной Армии
2. Командир Красной Армии
Фантастика:
попаданцы
рейтинг книги
