Жизнь не сможет навредить мне
Шрифт:
На двадцатимильной дистанции было всего три пункта питания, и большинство спортсменов полагались на собственные силы и составляли свой собственный режим питания. Я же был неофитом и понятия не имел, что мне нужно, когда речь шла о топливе. Я встретил женщину в отеле в 5:30 утра в день гонки, когда мы уже собирались уходить. Она знала, что я новичок, и спросила, что я взяла с собой, чтобы поддерживать себя в тонусе. Я показал ей свою скудную заначку ароматизированных энергетических гелей и CamelBak.
"Ты не взял с собой солевые таблетки?" - спросила она, потрясенная. Я пожал плечами. Я понятия не имел, что такое солевые таблетки. Она высыпала сотню таблеток мне на ладонь. "Принимайте по две штуки каждый
"Вас понял". Она улыбнулась и покачала головой, как будто видела мое обреченное будущее.
Я уверенно стартовал и чувствовал себя прекрасно, но вскоре после начала гонки я понял, что столкнулся с чудовищной трассой. Я не говорю об уклоне и перепадах высот. Этого я ожидал. Все эти камни и корни застали меня врасплох. Мне повезло, что пару дней не было дождя, потому что мне пришлось надеть только свои стандартные кроссовки, на которых было очень мало протектора. На шестой миле у меня сломался CamelBak.
Я встряхнулся и продолжил движение, но без источника воды мне пришлось бы полагаться на станции помощи, а они находились на расстоянии многих миль друг от друга. У меня даже еще не было своей команды поддержки (из одного человека). Кейт прохлаждалась на пляже и не собиралась появляться до конца гонки, что было моей собственной ошибкой. Я заманил ее с собой, пообещав отпуск, и рано утром настоял на том, чтобы она наслаждалась Гавайями, а страдания оставила мне. С CamelBak или без него, мой настрой был таков: дойти от пункта помощи до пункта помощи и посмотреть, что из этого выйдет.
Перед началом гонки я слышал, как люди говорили о Карле Мельтцере. Я видел, как он разминался и разогревался. Его прозвище - Козел-скороход, и он пытался стать первым человеком в истории, преодолевшим дистанцию менее чем за двадцать четыре часа. Для остальных было установлено ограничение в тридцать шесть часов. Мой первый круг занял четыре с половиной часа, и после него я чувствовал себя нормально, чего и следовало ожидать, учитывая все те долгие дни, которые я провел в подготовке, но я также беспокоился, потому что каждый круг требовал подъема и спуска на высоту около 5 000 вертикальных футов, и то, насколько сосредоточенно нужно было следить за каждым шагом, чтобы не подвернуть лодыжку, усиливало мою психологическую усталость. Каждый раз, когда у меня подрагивало медиальное сухожилие, это было похоже на оголенный нерв, и я знал, что одна оплошность может привести к подворачиванию лодыжки и окончанию гонки. Я чувствовал это давление каждое мгновение, и в результате сжег больше калорий, чем ожидал. Это было проблемой, потому что у меня было очень мало топлива, а без источника воды я не мог эффективно увлажняться.
В перерывах между кругами я пил воду и с бурлящим животом начал вторую петлю медленной трусцой по 800-футовому подъему в горы длиной в одну милю (по сути, в гору). В этот момент начался дождь. Наша красная земляная тропа в считанные минуты превратилась в грязь. Подошвы моих ботинок были покрыты ею и скользили, как лыжи. Я шлепал по лужам глубиной по голень, скользил на спусках и поскальзывался на подъемах. Это был спорт для всего тела. Но, по крайней мере, там была вода. Всякий раз, когда я высыхал, я откидывал голову назад, широко раскрывал глаза и пробовал на вкус дождь, который проникал сквозь тройной полог джунглей, пахнущих гнилью листьев и навозом. Неистовый запах проникал в мои ноздри, и все, о чем я мог думать, - это о том, что мне нужно пробежать еще четыре круга!
На тридцатой миле мое тело сообщило о положительных новостях. А может, это было физическое проявление обратного комплимента? Боль в сухожилиях на лодыжках исчезла... потому что мои ноги достаточно распухли, чтобы стабилизировать эти сухожилия. Было ли это хорошо в долгосрочной перспективе? Скорее всего, нет, но в ультракроссе,
Кейт ждала меня к тому времени, когда я завершил второй круг, и после расслабленного утра на пляже Вайкики она с ужасом наблюдала, как я материализовался из тумана, словно зомби из "Ходячих мертвецов". Я сел и выпил столько воды, сколько смог. К тому времени стало известно, что это мой первый забег по тропам.
Случалось ли вам терпеть публичные неудачи или переживать неудачный день/неделю/месяц/год, и при этом окружающие считали своим долгом прокомментировать причину вашего унижения? Может быть, они напоминали вам обо всех способах, которыми вы могли бы обеспечить совсем другой результат? А теперь представьте, что вы питаетесь этим негативом, а вдобавок к этому вам придется пробежать еще шестьдесят миль под мокрым от пота дождем в джунглях. Звучит забавно? Да, я был главной темой забега. Ну, я и Карл Мельтцер. Никто не мог поверить, что он стремится преодолеть дистанцию за двадцать четыре часа, и в равной степени было непонятно, что я явился на одну из самых коварных гонок по тропам на планете, недоукомплектованный и неподготовленный, не имея за плечами ни одной гонки по тропам. К тому времени, когда я начал третью петлю, в забеге оставалось всего сорок спортсменов из почти сотни, и я начал бежать с парнем по имени Луис Эскобар. В десятый раз я услышал следующие слова:
"Значит, это твоя первая гонка по тропам?" - спросил он. Я кивнул. "Ты действительно выбрал не то..."
"Я знаю", - сказал я.
"Это просто такая техническая..."
"Точно. Я идиот. Я много раз слышал это сегодня".
"Все в порядке", - сказал он, - "мы все здесь кучка идиотов". Он протянул мне бутылку с водой. У него их было три. "Возьми. Я слышал о твоем CamelBak".
Это была моя вторая гонка, и я начал понимать ритм ультра. Это постоянный танец между соревнованием и товариществом, который напомнил мне о BUD/S. Мы с Луисом оба гнали время и друг друга, но мы хотели, чтобы друг у друга все получилось. Мы были в одиночку, но вместе, и он был прав. Мы были парой идиотов.
Спустилась темнота, оставив нас в кромешной тьме джунглей. Когда мы бежали бок о бок, сияние наших фар сливалось и давало более широкий свет, но стоило нам разделиться, как я увидел лишь желтый шар, прыгающий по тропе впереди меня. Бесчисленные тропинки - высокие бревна, скользкие корни, покрытые лишайником камни - оставались вне поля зрения. Я поскальзывался, спотыкался, падал и ругался. Шумы джунглей были повсюду. Мое внимание привлек не только мир насекомых. На Гавайях, да и на всех островах, охота с луком на диких свиней в горах - одно из главных развлечений, и мастера-охотники часто оставляют своих питбулей на цепи в джунглях, чтобы у них развился нюх на свиней. Я слышал, как огрызался и рычал каждый из этих голодных быков, и я слышал, как визжали некоторые свиньи. Я чувствовал их страх и ярость, их мочу, их навоз, их кислое дыхание.
С каждым лаем или воплем поблизости мое сердце замирало, и я прыгал по такой скользкой местности, что травмы были реальной возможностью. Один неверный шаг мог вывести меня из гонки и лишить шансов на участие в Badwater. Я представлял себе, как Костман, услышав эту новость, кивнет, словно он с самого начала предполагал, что так и случится. Сейчас я знаю его очень хорошо, и он никогда не хотел меня подловить, но тогда мои мысли работали именно так. А в крутых темных горах Оаху мое изнеможение усилило стресс. Я чувствовал, что близок к пределу своих возможностей, а впереди было еще более сорока миль!