Жизнь не так коротка (сборник)
Шрифт:
– Фу, табаком от вас, Павел Егорович, – для начала кокетливо прикрыла белой рукой напомаженный вишневый рот. И от этого ее движения Павла словно кипятком ошпарило, он покраснел и стал задыхаться, чего с ним раньше никогда не случалось. Вера аккуратно постучала ладонью по его спине. – Да вам надо бросать курить!
– Это можно, – сказал Павел. – Я уж и сам хотел…
– Считайте, что я лично в этом заинтересована.
Задорно и весело взглядывала на него, ни слова больше не говоря, словно знала о чем-то. Как не знать, когда балагур все уши прожужжал, сосватал ее давно.
Дотанцевали, он проводил ее на место.
Она о чем-то визгливо посмеялась в углу с подругами. Павел решил: это о нем, – и разозлился. Чертова кукла! Хотел уже
– Я приглашаю вас, Павел Егорович, – и положила руки ему на плечи.
Осторожно держа ее пальцами, боясь сжать чуть посильнее, обидеть неловкостью, он снова начал задыхаться, сердце у него сдавило, и он понял: вот все и решилось. В этот самый момент. Словно где-то высоко-высоко ударил колокол, и чистая нота еще долго висела в гудящем пространстве.
Теперь без Веры он не сможет…
А она сказала:
– Знаете, вам хорошо бы усы сбрить!
– Это можно, – ответил Павел без запинки, уже привычно, – все в наших руках.
И на следующий день явился на работу безусый, как юнец. Помолодел ощутимо. И больше не курил никогда. Странное дело – всю жизнь был сам с усам…
Но женщины сошлись во мнении, что так ему действительно лучше. Стал похож на интеллигентного человека. А то был деревня деревней.
Дачу Павел и Вера Силантьевы купили на десятом году счастливой совместной жизни. Участок продавался что-то совсем недорого, а место хорошее, и вода рядом, и до автобусной остановки недалеко. Был на участке кирпичный домик, вернее, одни только стены без крыши, и был работы непочатый край.
Павел увидел это – и загорелся. Давай купим! Смотри, какая красота! Крышу сделаем, баню построим, и можно жить хоть все лето! А? Ну давай купим! Ведь пенсия скоро!
Павел раз и навсегда решил: в их браке главный человек – Вера; он негласно поставил ее над собой начальником, и хоть с виду все решения принимал сам, но только с одобрения супруги.
Два месяца уговаривал ее, пока она согласилась.
Вера – человек не земляной. Родилась-то в деревне, но еще девчонкой оттуда уехала и уже забыла, что такое мыться в бане по-черному и носить воду в ведрах. От деревенской жизни только в памяти и осталось почему-то, как сено однажды летом гребли, стога метали; тятя вилами наверх подает охапки, а она с граблями принимает… «Поберегись!» – кричит тятя и улыбается весело. Опасная штука эти вилы.
Красиво, но сколько времени прошло… Не хотелось ей теперь выращивать картошку и вообще что бы то ни было, когда все можно без хлопот купить в магазине. Не желала она таскать навоз и воду, и уж особенно не хотелось ей сытно кормить комаров по ночам.
Но мужу отказать не могла. Ведь Павлуша такой с ней добрый да ласковый.
И они приобрели участок.
Павел позвал нескольких мужиков с завода, они за два дня сладили отличную крышу, покрыв ее толем. Теперь было где спрятаться от дождя. Это вдохновило Павла на дальнейшие подвиги. Он приволок и установил дверь, врезал замок и недели две после ходил вокруг довольный и счастливый. Его дом, его и ничей больше! Он был тут полновластный хозяин. Павел несколько раз на дню закрывался в доме на замок, стоял посередине комнаты, сжимая в руке остро наточенный топор и обводя глазами окружающее пространство. Чутко прислушивался к малейшему шороху и скрипу… Эта поза была ему самому непонятной: то ли решал, что делать по дому дальше – строил планы; то ли во всеоружии ждал незваных гостей. Он словно томился в предчувствии опасных событий, в которых ему самому-то уже не доведется участвовать.
Его деда раскулачили в двадцатых. Однажды ночью подъехали добрые люди в форме, с револьверами и готовой подводой. Это были односельчане-голодранцы, не умевшие и не хотевшие работать. У новой власти они почему-то были в особой милости. Парни схватили топоры, но бабка так
Зря надеялся. Погрузили его со всем семейством и отправили на станцию, потом куда-то в Сибирь, где дед и сгинул безвестно, а его огромное справное имущество растащили. Из большой семьи Силантьевых на родине остался лишь Егор, будущий отец Павла – его успели предупредить, когда он шел из соседней деревни от зазнобы. Так Егор и мыкался по чужим углам, несколько лет старался не попадаться на глаза начальничкам… Только после войны, вернувшись на родину полным кавалером ордена Славы, он смог почувствовать себя более или менее полноправным человеком, женился, родил детей – и Павлу, старшему своему, рассказал все как есть, а тот запомнил накрепко.
Павел уехал в город; когда он уже работал бригадиром, ему не раз предлагали вступать в партию. Он только смущенно и упорно отказывался – не чувствую себя достойным – и из-за этого имел даже неприятности с руководящими идеологическими товарищами. Потому остался всего лишь бригадиром, но уж тут крепко был на своем месте, не сковырнуть.
Иногда, обняв Веру за плечи, он водил ее по участку и показывал: вот здесь мы пробьем скважину, чтобы пить чистую воду, здесь поставим баню, здесь выкопаем яму для компоста… а тут высадим яблони, представляешь, какая красота будет весной, когда они зацветут? Лицо Павла при этом светилось вдохновенным счастьем, Вера такого лица у него и не видывала, и хоть сама-то не понимала, что же такого хорошего в яме для компоста, но согласно кивала и неопределенно улыбалась, скрестив руки на груди. Она любила мужа, своего Павлушу. Правда, на даче он запрещал называть себя так, тут он был Павел Егорович, по крайней мере Павел, а в городе как угодно, даже еще по дороге в город снова превращался в ручного Павлушу. Однако все эти деревенские хлопоты вызывали у нее подспудную тревогу.
Здоровье Павла было неплохим, во всяком случае, он ни на что особенно не жаловался. А ведь в его возрасте, и даже еще раньше, начинаются всякие болячки, это Вера знала хорошо. Сердце, желудок, суставы… На заводе она насмотрелась всякого. Большинство мужиков не дотягивали и до пенсии, что-то совсем не хотели они жить на белом свете. Кого водка убивала, кого работа, кого что… Или, если дотянул, буквально годика через два смотришь – опять нету мужичка, висит только на стене траурное объявление с фотографией: дескать, так и так, преставился бедняга, приходите поминать, люди добрые. Какое-то словно поветрие косило их; видать, решали зря небо не коптить, и бабы под старость оставались бедовать одни. Хорошо, если у кого дети взрослые – помогают. Ну а если нет? Страшно.
У Веры никаких излишеств Павел себе не позволял, пил редко, вел себя солидно. Вот только с дачей этой, думала она, завязался зря, сидел бы лучше дома, смотрел телевизор. Нет, мотался туда каждый свободный день, чего-то там копал, рубил, стучал молотком. Все спешил. И высшим счастьем в жизни для него было поехать на дачу, заняться делами. Он еще дня за три до выходных начинал мечтать: вот поеду… сделаю то-то и то-то… а потом еще чего-нибудь… вот поеду…
Перемены на участке Вере были очень заметны, потому что довольно часто в выходные она предпочитала посидеть дома с какой-нибудь умной книжкой, вместо того чтобы месить грязь на огороде. Иногда так приедет, посмотрит – откуда что взялось? Вот уже и щитовая терраса к дому пристроена, и труба торчит (печку где-то раздобыл, установил), и тропинки проложены аккуратные… Да, муж ее на все руки был мастер, и проблем для него не существовало. Любая деревенская работа была ему откуда-то знакома, а если не знал чего, то с легкостью перенимал у людей, в этом деле опытных.