Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский
Шрифт:
– Нет, Андрей, не хочу меж нами распрей и оттого приехал к тебе, чтоб помнил и на Переяславль не зарился.
– Что плетешь?
– Истину зрю. Не чини мне обиды, не озли меня.
– Аль с угрозами?
– Кой там. Не заставляй нас с Иваном слезами омываться, управы у хана искать.
Ухмыльнулся князь Андрей:
– На великого князя замахиваешься? Думал, ты ко мне, Даниил, с добром. Я ведь тебя любил как брата меньшего.
– Коль любишь, так и чести. Помни, отец у нас один - Невский.
– Мне
– Под твоей?
– Я - великий князь.
– Ну-ну…
С тем московский князь покинул Владимир.
Зимой князья и бояре отправились в полюдье, объезжали деревни, собирали дань. Ехали санные поезда в сопровождении дружин. Нередко дань приходилось отнимать силой. Да и по лесным дорогам ватаги гулящего люда подстерегали обозы. Лютились с гриднями топорами и рогатинами, шестоперами и вилами-двузубцами.
В деревнях смерды твердили: мы-де прошлым летом ханским баскакам двойную дань отдали.
Великий князь сам в полюдье не поехал, послал тиуна с дружинниками. Месяц объезжал тиун села и деревеньки, а на обратном пути свернули в Переяславскую землю - с переяславских смердов дань собирать. Но тут мужики стали на дороге. Староста первой деревни, угрюмый бородатый смерд, уперся:
– Мы князю Переяславскому дань платим, уезжал бы ты добром, тиун.
Озлился тиун, велел гридням отстегать старосту плетью.
– Ты, староста, и все вы, смерды, под великим князем ходите, такоже и князь ваш Иван. Как великий князь повелит, так тому и быть.
Взяли гридни хлебные запасы смердов, забрали солонину в бочках, кожи и холсты, какие бабы наткали, и уехали.
Староста в Переяславль, к князю Ивану, поспешил, и тиун великого князя не успел еще во Владимир вернуться, как переяславский князь узнал о произволе великого князя. А на следующий день из Переяславля в Москву в санях отъехал князь Иван, дабы с князем Даниилом совет держать о бесчинстве великого князя Андрея Александровича.
В опочивальне стены новыми, смолистыми досками обшиты, а потому пахли сосной, а еще сухими травами. В волоковое оконце хитро заглянул краешек луны, будто намеревался подсмотреть. Где-то за печью, что в другой горнице, застрекотал сверчок, да так ладно у него получалось - то короткими, то длинными переливами. На дворе мороз трескучий, зима в силу вошла, а в княжеских хоромах жарко, дров не жалеют - эвон, леса какие. Еще с осени дворовые холопы навезли, поленницу сложили целую гору, до самой весны хватит.
Князь Андрей Александрович вошел в опочивальню тихо, стараясь не шуметь, чтобы княгиня Анастасия не пробудилась. Разоблачился. Босые ноги утонули в медвежьей шкуре, раскинутой на полу. Улегся на
Приезд Даниила на память пришел, его угроза искать управы у хана. Зло подумал: «Надобно по первому теплу в Сарай отправиться да хвосты прижать и Ивану Переяславскому, и брату Даниилу тоже».
Сказал вслух:
– На кого замахиваются! Анастасия не спала, спросила:
– Ты о чем?
– Брата Даниила припомнил. Они с Иваном Переяславским замышляют на меня жалобу хану принести. Весной в Сарай поедут.
– До весны еще зиму пережить нужно.
Она положила руку ему на грудь, придвинулась. Князь отстранился: не хотелось близости, знал - попусту, уж сколько раз пытался. А потом упреки.
Анастасия догадалась, отвернулась, лишь спросила обиженно:
– Для чего в жены брал?
– Ты повремени. Аль все прошло?
– Да уж не все, малая надежда осталась.
– И фыркнула: - Ты, княже, ноне пса напоминаешь, кой и сам не гам, и другому не дам.
– Говори, да не заговаривайся, - озлился князь. Андрей, - не то поучу.
Затихла княгиня. Замолчал и князь, а вскоре сон сморил его.
Занесло Москву снегом, сугробы окольцевали бревенчатый Кремль до самых стрельниц. Не успеет люд дороги расчистить, как снова метет.
От Переяславля до Москвы в добрую пору дорогу в день можно уложить, а в такое время едва на третьи сутки добрался князь Иван до Москвы. Местами гридни сугробы разбрасывали, чтобы коней не приморить. Ночевали в деревнях, отогревались. Князю Ивану стелили на полатях, у печи. К утру избу выстуживало, и переяславский князь под шубой досыпал. Но сон тревожный: не давала покоя обида, какую претерпел от великого князя. Узнав от старосты, что Андрей Александрович пограбил его, переяславского князя, смердов, князь Иван хотел было броситься вдогонку за тиуном и силой отбить дань, но потом передумал: у владимирского князя и дружина, и хан за него. Разорит великий князь Переяславль да еще в Сарае оговорит!
У самой Москвы переяславского князя встретил московский разъезд. Гридни на конях, в шубах овчинных, луки и колчаны к седлам приторочены. Старший - борода, не поймешь, седая или снегом припорошена, - молвил простуженно:
– Князь Даниил четвертый день как из полюдья воротился, успел до непогоды.
Над Москвой поднимались дымы. Они столбами упирались в затянутое тучами небо. Снег белыми шапками укрывал избы и стрельницы, боярские терема и колокольни Успенского храма, княжьи хоромы и кремлевские постройки.