Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача
Шрифт:
Вайнстоун рассердился.
— Они никогда не дадут тебе столько, в лучшем случаеты можешь рассчитывать на месячное жалованье. Крометого, тебе не следует бросать работу, прежде чем ты не найдешь другую. Если, конечно, у тебя не будет достаточно веских причин для этого, в чем я сомневаюсь. Куда бы ты неушел, тебя спросят о Парк-госпитале, им захочется узнать, почему ты уволился. Это очень легко сделать, достаточноспросить Ховарда. Марк, разве я не обещал тебе продвижение по службе и звание профессора в будущем году?
Я поверил в его искренность, но все же решил проверить.
— Доктор
Он взглянул на меня.
— Абсолютно, не вижу никаких проблем…
Тест пройден успешно. Несколько лет назад другой босс отвернулся в сторону, и я понял, что время уходить. Этому тесту можно верить, если, конечно, имеешь дело не с психопатом и не с дьяволом.
Вайнстоун проводил меня до двери.
— Марк, что бы ни случилось, я не хочу твоего увольнения. Только послушайся моего совета: когда пойдешьк Сусману, будь спокоен. Прими валиум, если тебе этонужно, но держи себя в руках.
Мы встретились с Кардуччи в третий раз. Он пригласил меня помочь разобраться с историями болезни, присланными по делу Сорки и Манцура.
— Марк, посмотрите сюда, видите, этот параграф сдвинут вниз, а здесь отличается почерк, он, вероятно, писал другой ручкой и в другое время. Трудно понять, потому что это фотокопии. Просто почитайте. Манцур подробно объясняет, почему пациенту с высоким риском операции была удалена небольшая аневризма брюшной аорты.
— Это не его стиль, он никогда не пользуется такими научными терминами, видимо, кто-то помогал ему. Это мог быть и Вайнстоун, — предположил я.
— Во все его записи внесены исправления. Вот явно новый предоперационный эпикриз, объясняющий показания, а здесь новый посмертный эпикриз.
— Недаром он просидел два месяца у себя в кабинете. Что вы собираетесь с этим делать?
Кардуччи не ответил, это было на него не похоже.
— А сейчас посмотрите несколько историй болезней Сорки. Скажите, он когда-нибудь делал детальные записи? Диктует ли он ход операции сам или заставляет резидентов?
— Насколько мне известно. Большой Мо даже ручку с собой не носит…
— Взгляните! Посмотрите на эти красивые записи, а вот детальный отчет об операции, написанный самим Сорки!
Мне стало смешно. — Последнее время диктофонная служба, видно, работала на Сорки сверхурочно. Это можно доказать, все данные находятся в компьютере, и легко проверить, когда диктовались записи. История болезни 1997 года, напеча-танная месяц назад, говорит сама за себя.
Кардуччи кивнул головой, добавив:
— В каждой истории есть заключения других врачей и консультантов, признающих необходимость смертельно опасных операций.
— Записи Сусмана и Гедди?
— Да, эти имена везде.
— Доктор Кардуччи, вмешательство в историю болезни — это же криминал. У вас, наверно, есть необходимые научные методы для доказательств. Можно засудить этих парней только за это.
— Марк, мы же не ФБР, у нас нет таких полномочий. Ска-жите мне, как дела у Манцура и Сорки? Чем они занимаются?
— Манцур постарел, — признал
— Мне скоро предстоит беседа с обоими, — закончил разговор Кардуччи, достаточно тактично давая понять, что мне пора идти.
Неделю спустя Чаудри подвозил меня на Стэйтен-Айленд По пути мы обсуждали заседание подкомитета Сусмана.
— Ну как? Пришлось принимать валиум?
— Нет, я был спокоен. Ты бы послушал Сусмана. Я изо всех сил напыжился, пытаясь войти в образ Сусмана: „Мы стираем наше грязное белье сами. И мне начхать, что вы бьетесь головами друг о друга. Только деритесь в стенах госпиталя, а не на улице. Мы найдем и искореним предателей, мы заставим их уйти. Никогда еще в этом госпитале не было врачей, пишущих жалобы друг на друга — да еще властям штата!“ Чаудри развеселился:
— Могу себе представить. А что ты им ответил?
— Отрицал все. На вопрос Сусмана о Сорки я ответил, что у нас с ним различные академические взгляды на практическую хирургию. Сусман расспрашивал о моем прошлом, должно быть, они копались в моих делах. Почему я приехал в США? Были ли у меня случаи разглашения профессиональной некомпетентности коллег? Я сказал им о контактах с инстанциями по долгу службы и об общении с прессой, когда этого требовал мой статус хирурга.
— Сорки был там? — спросил Чаудри.
— Нет, вероятно, его покровители посоветовали ему не лезть в эти разбирательства.
— Другие ничего не говорили?
— Почти ничего. Вайнстоун прикинулся ягненком, Шварцман хотел прояснить мои разногласия с Сорки, но я отказался. Подумать только, Шварцман, председатель секции акушерства и гинекологии, вице-президент университета, экс-президент Американской ассоциации гинекологов, и не смеет что-то сказать против Сорки и Сусмана. Невероятно! Они с Вайнстоуном страдают одной болезнью — страхом за свое кресло. Зачем им бороться за справедливость, когда в семьдесят лет можно спокойно бить баклуши за полмиллиона в год?
Как только мы пересекли верхний уровень моста, взору открылся закат между пляжем Стэйтен-Айленда и побережьем Джерси.
— Марк, — обратился ко мне Чаудри, — ты никогда нерассказывал мне о твоем общении с прессой в Израиле.
— Салман, да кого это волнует? Что было, то пропито. Слишком больно вспоминать об этом, а кроме того, он никогда меня не поймет.
Глава 16. Ненужные операции
Главная трудность заключается не в том, чтобы остановить плохих докторов от нанесения вреда или даже убийства пациентов, а в том, чтобы воспрепятствовать хорошим докторам делать это.