Жизнь поэта
Шрифт:
И тишину не разорвёт.
Как мило жили и беспечно,
За днями дни мигали в ночь,
И время, наш палач заплечный,
Нас гнало мимо жизни прочь.
Вот где-то руки промелькнули,
Обняв живую пустоту,
Два взгляда встретились, как пули,
И всё сказали на лету.
Как эскалаторы на входе -
(Кому-то - вверх, кого-то - вниз),
Там - город, тонущий в народе,
А здесь - платформенная близь.
И мы
На этот жизненный компот,
И вдруг, как будто наболело,
Кричим, вовсю раззявя рот.
Кого-то - в тихую психушку,
Где каждый - батальон врага,
А повезёт, так без ослушки
В родное лоно очага.
Вокруг меня - неразбериха
Царит, как в брошенном дому,
И я по горло сыт от лиха,
И я устал брести к Нему.
Зимние городские
Вот и солнце в зените. Два часа пополудни.
И снаружи весь воздух из стылого студня.
Идут люди, привязаны к облачкам пара,
Режут носом мороз, как ножом, без удара.
Тишина под ногами и рыхлая белесь.
Где скрипуче-капустная белая прелесть,
Что звучала, когда, подавляя зевоту,
Город шёл в детский сад, на учёбу, работу?
Глохнет мир, и в надежде хоть что-то услышать
Зябнет люд с головами без шапочной крыши.
Да и небо ночами без звёзд и созвездий,
Не откроется Ломоносову милая бездна.
Только час в плотной дымке луна покачалась.
Ах, родная, о том ли нам в детстве мечталось?
А в деревне, где звёзды и скрип, так безлюдно,
Что представить крестьянские корни свои -
Ох, как трудно!
Собачий сон
Остаётся зима и полнеба напротив,
Семь минут до метро и вокзал наверху.
Ах, как жаль, по пути никаких подворотен,
Я бы лёг, завернувшись в метель как в доху.
У, мне волком бы выть, что весь мир опостылел,
На помойке вгрызаться в берцовую кость -
Пока этот, с соседнего, нагло не стырил,
Надо мной распустив свой в кольце сивый хвост.
Сколько нашего брата в дворах околело,
Но про это узнает лишь сукина мать.
В тюбетейке под шапкой таджик озверело
Долбит лёд в пустыре, чтобы нас закопать.
Ты долби и долби - или мне всё приснится,
Полна улица лета и добрых людей,
Открываю глаза: перед носом дымится
Пара свежих, из супа, пахучих костей.
***
Сломалась нежная игрушка,
С
И стало быть, совсем полушка
Её цена, чуть минет срок.
Из игроков кому за дело
Что там внутри за механизм,
И что там слушало и пело,
Вбирая мира верх и низ.
Теперь дорога ей на свалку,
Где вонь, и крысы, и галдёж -
Не шатко всем идти не валко...
Но всё равно туда придёшь.
Бомж
Никто плевком не угостит
Мой след на тротуаре,
От всех же добротой разит
В благотворительном угаре.
А на х...я вы мне сдались,
Когда живу я по привычке,
Пожрать, и выпить зае...сь,
Уж где придётся - как обычно.
Поспать - как бы не так, сказать!
Пожрать - я двигаюсь на Курский,
А выпить - место надо знать,
Но не советую - по дружски.
Зимой, в мороз - да, не курорт,
Не параолимпийский Сочи:
Мне всё равно, е...сь он в рот,
В его тропические ночи.
Как стал таким? Не помню, брат...
Жена была, и дети где-то...
Но знаю, пил я всё подряд,
Как вспомню трупы и береты.
И не хотел я быть другим,
Ушёл от вашей благодати...
Плесни ещё... скажи: Бог с ним...
Оставь лишь водку на полатях.
Одинокая старость
Что полночь, что полдень, а солнышко светит
В немытое издавна с юга окно,
Что полдень, что полночь, и звёзды на месте,
А им это по фигу, им всё равно.
Короче: меня эта жизнь укатала,
Обои свернулись в бумажный шатёр,
В углу из шмотков уже пол-одеяла,
От спички готовые вспыхнуть в костёр.
Я буду плевками гасить это пламя -
Беззубый, противный, безумный старик, -
И тупо уставясь на вызванных вами
Пожарных,
В себе подавлять обессмысленный крик.
Записки сумасшедшего
Поэма
1. Вступление
За плинтус, в щёлку, под обои
Я заползу, как рыжий таракан.
Мне легче думать там о Боге.