Жизнь после смерти
Шрифт:
Толчки прекратились, но начался пожар и паника. На тротуаре сидит женщина, беспомощно вертя в руках пару туфель; другая несет ребенка вниз головой, держа его за пятки; перед входом в похоронное бюро сидит служащий, спокойно полируя ручки гроба. В Чайнатауне улицы забиты слугами, торговцами, детьми; многие кричат на огромного коричневого быка, который, пошатываясь от боли и страха, бредет через толпу. Китайцев учили — по крайней мере некоторых, — что мир держится на четырех быках, и, наверное, это один из них. «Иди назад! Иди назад! — кричат китайцы. — Твои братья ждут тебя внизу».
А вот и Энрико Карузо, которого землетрясение тоже не обошло стороной. Он уверен, что оно началось из-за него. Прямой, как палка, он сидит на своей кровати в Палас-отеле. Сорок пар обуви вместе с халатами и шелковыми рубашками землетрясение
Над мятежной планетой, подобно мощному колоколу, звучит зов одинокого Творца, Который не успокоится до тех пор, пока человек не вернется домой. Прислушайтесь внимательно, и вы услышите его в отдаленном гуле надвигающейся катастрофы, в нервном подрагивании земли, ощутите в вечерних новостях. Он звучит над городами, где люди под теплом электрического света и в безопасных, как им кажется, стальных строениях толпами ищут мимолетного покоя и уюта. Он эхом разносится по холмам и долинам, куда человек пытается убежать от того, что ему кажется зловещей и скорой дорогой в забвение. Этот зов никогда не затихал в человеческом сердце. В звоне этого колокола слышится голос одиночества, это эхо человеческого сердца, ибо, несмотря на все свое нежелание признать Творца, несмотря на свое заносчивое неверие, человек чувствует, что он заблудился, что он одинок, и, чувствуя это, страстно желает, чтобы его нашли. Колокол еще звонит, и, наверное, яснее всего его звон разносится над городами.
Города бывают разные: искушенные в земной мудрости, исполненные смеха или погруженные в печаль; погрязшие в грехе; мертвые, как Петра; застигнутые врасплох, как Помпеи, или покаявшиеся, как Ниневия. Города XX века — гордые, безрассудные, напористые, жестокие, грубые и мужественные, как Нью-Йорк или Чикаго, переполненные и трепещущие, как Лондон, напряженные, чуткие, нервные, как сегодняшний Иерусалим, и испуганные, как Сан-Франциско. Выть может, глядя, как Бог относится к городам, мы сумеем лучше понять, каково Его отношение ко всей этой планете, погрязшей в мятеже? Города, как люди; они живут, дышат, умирают. Их одеянием может быть кирпич и известь, бетон и сталь, но за всем этим бьется сердце, к которому Бог прокладывает дорогу.
Вы никогда не задумывались о том, как много поставлено нами на карту? Чувствуете, как тонка в наших городах нить, связывающая нас с жизнью? Нью-Йорк и соперничающие с ним метрополии, как никакие другие города, открыты для разрушительной атаки врага; в них легко привести в негодность все механические приспособления, и они к тому же целиком и полностью зависят от капризов природы. Достаточно небольшого тумана — и город парализован, небольшой гололедицы — и движение в нем прекращается. А если говорить об урагане или извержении вулкана, то для них город становится самой легкой добычей. Да, нить жизни в юродах очень тонка, и на карту поставлено больше, чем мы думаем.
Давайте совершим путешествие в города прошлого. Как знать, вдруг это поможет нам понять отношение Бога к городам сегодняшним и что Он собирается с ними сделать. Для начала возьмем Ниневию, самое, пожалуй, раннее из многолюдных поселений. Она была столицей Ассирии, наиболее грозной империи, которую когда-либо знала история. Сегодня Ниневия — это обширный неправильный треугольник курганов, раскинувшихся на левом берегу Тигра, неподалеку от города Мосула. Когда, вооружившись кинокамерами, мы стояли на главном холме и снимали Ниневию общим планом, я понял, почему Господь назвал ее «городом великим». Ее древние стены, периметр которых двенадцать километров, охватывали почти
Сегодня ученые могут добраться лишь до незначительной части былого величия Ниневии. Когда, например, раскопали дворец Сеннахерима, в нем нашли не менее семидесяти одного зала, множество комнат и переходов, почти все стены которых были облицованы алебастровыми плитами. И вот к престолу этой могущественной державы Бог послал Иону, поручив ему исполнить самую великую из всех запечатленных миссий милосердия. Почти каждому, наверное, знакома медлительность, с которой Иона первое время не мог совладать. Но зато как он проповедовал после того, как совсем необычным, окольным путем наконец прибыл на место! И как его слушала вся Ниневия!
В своей вести Иона ясно и просто призывал к покаянию, говоря: «Еще сорок дней, — и Ниневия будет разрушена!» (Иона 3:4). Ниневия внимала и каялась. Вспоминая о ней, я понимаю, что если город услышит Божий голос, он спасется; но когда думаю о Содоме, понимаю иное: если не услышит — погибнет.
Подобно мощному колоколу через все Писание звучит одно слово — «покайтесь». Оно — как гигантская декорация в той драме, которая разыгрывается веками. Это Божий зов, обращенный к человеческому сердцу.
Иона обошел только третью часть огромной столицы, однако его слово доходило до многих людей, убежденность в его правоте росла, и от царя до самого ничтожного раба весь город раскаялся. И Бог удержал Свою руку.
Какое дивное повествование! Когда сегодня люди вспоминают о Ниневии, то думают не о том, каким мощным был этот город, не о его алебастровых плитах, а о том, как его жители покаялись. И это живое ободрение всякому, кто читает о нем.
Вавилон помнят по-другому. Это был тоже великий город, даже по современным меркам. Его висячие сады до сих пор причислены к одному из семи чудес света. Он раскинулся в глубине плодородной долины, и некий историк даже боялся, что ему просто не поверят, если он расскажет обо всем, что видел. С человеческой точки зрения, не было ничего, что могло бы прервать существование этого города. Однако еще до того, как Вавилон достиг вершины своего могущества, пророк Исаия предрек его падение. «И Вавилон, — говорит он, — краса царства, гордость Халдеев, будет ниспровержен Богом, как Содом и Гоморра. Не заселится никогда, и в роды родов не будет жителей в нем. Не раскинет Аравитянин шатра своего, и пастухи со стадами не будут отдыхать там» (Ис. 18:19, 20). Однако и Вавилон должен был получить свое предупреждение, а следовательно, и возможность предотвратить собственную гибель. Если для того, чтобы предостеречь Ниневию, Бог использовал скромного проповедника, то Вавилону надлежало получить свидетельство и пример пророка-сановника, бесстрашно стоявшего на самой вершине власти. Вы хорошо помните эту историю. Юный Даниил, иудейский пленник, из рабов был вознесен до звания царского советника. Бог приготовил его для этой миссии, ибо захотел тронуть сердце Вавилона и, если возможно, завоевать его. И вот первый сановник города заговорил — и город дрогнул от Божьего гласа, дрогнул, но не пошел навстречу, и тогда появилась надпись на стене. Бог начертал на имени Вавилона: «Ты взвешен на весах и найден очень легким» (Дан. 5:27).
Если Ниневию вспоминают в связи с тем, что она оправдала призыв к покаянию, то Вавилон навеки остается скорбным примером столь долго отвергаемой любви.
Мне кажется, что одним из самых интересных городов прошлого была Петра, древняя столица едомлян. Высеченная в крепких скалах, она была ограждена отвесными утесами из красного песчаника, которые на протяжении многих веков ее богатой истории делали ее совершенно неприступной для любого вторжения. В горах были высечены дворцы, склепы, храмы и лестницы, ведущие к высоким алтарям, на которых со всей отвратительной безнравственностью совершалось поклонению солнцу. Однако и у Петры была возможность покаяться. На севере находилось небольшое царство, все состояние которого составляло лишь малую долю мощи и богатства Петры, но именно в его пределах решил избрать Себе жилище Бог всех народов. Да, в своем свидетельстве Израиль был несовершенен и нетверд, но все равно Петра могла его услышать, если бы захотела. Этого не произошло, и сегодня она — лишь мертвая карикатура на забытое прошлое.