Жизнь после смерти
Шрифт:
Когда жрицы любви скрылись за дверью, Тариэл налил водки и выпил. Когда жизнь давала "добро", он наслаждался ею и не стеснялся этого. С одинаковым комфортом он жил и в тюрьме, и на воле. В сауну он приехал прямо из собственного трехэтажного особнячка на Рублевском шоссе. Он был вором новой формации. Торговал нефтью и паленой водкой, вмешивался в политику. Имел даже не одну, а три семьи. Одна жила в Москве, другая в Тбилиси, а третья в Париже.
В отличие от многих своих земляков, Тариэл не был "апельсином", купившим воровской титул
Тариэл заработал свой высокий титул годами пребывания в карцере и штрафном изоляторе. Во всех конфликтах с лагерной администрацией он поддерживал воров и ни разу не вышел на волю досрочно. На свободе он так же подолгу не задерживался, вел романтический образ жизни: ел ложками черную икру, зубы не чистил, а полоскал дорогим коньяком, и прикуривал от крупных купюр с американскими президентами. И вскоре возвращался в "дом родной". Садился он исключительно по уважаемой статье – "карманная тяга".
Сейчас Тариэл изменился. В тюрьму калачом не заманишь. А ведь у старых воров правило было – хотя бы через пяток лет "на тюрьму заехать". Фирмы пооткрывал, бизнесом занялся.
Алмазу это не нравилось, но, по большому счету, предъявить Тариэлу серьезных претензий он не мог. Он сам же и короновал его на Владимирской пересылке. Осудить его за такое поведение мог только воровской сход, поэтому Алмаз только хмурился и всячески демонстрировал ему свое недовольство…
Воры ждали Кабана. Тот запаздывал. Это было явное неуважение. Но какого уважения можно ждать от бандита? Для него понятия воровской чести – пустой звук. Как для бывшего комсомольца моральный кодекс строителя коммунизма. То есть о его существовании он
что-то слышал, так же, как и о существовании жизни в глубинах океана. Но и то, и другое его не касается. Кабану все одно, что с ворами работать, что с ментами. А при случае продаст и тех, и других. Одно слово – отморозок…
Кабан появился в сауне как ни в чем не бывало, с нахальной улыбкой на свинячьей морде.
– В пробку попал, – заявил он первое, что пришло в голову. – Ворам наше почтение!
– Проходи, дорогой! Ты бы еще сказал, что в лифте застрял, – Тариэл на правах хозяина изобразил радушие, в то время как Алмаз не потрудился даже формальную улыбку выдавить. – Шашлык давно остывает!
Кабан пошел в предбанник раздеваться и через пару минут появился оттуда во всей красе: голый, жирный, нахрапистый… И сразу полез к столу.
"Хорошо, что Тариэл девок отправил, – подумал Алмаз с неприязнью. – А то этот боров тут бы и трахаться принялся".
– Я вас пригласил, чтобы обсудить важное событие, – начал Тариэл, совершенно не сознавая, что пародирует гоголевского Городничего. – С некоторых пор у нас творятся какие-то непонятки. И связано это с Сашей Беловым, которого все мы хорошо знаем. Знали, – поправился он.
–
– Мы знаем, что на Сашу наехал Каверин, – продолжал Тариэл. – Мы просили Сашу не включать ответку, подождать с местью. Но Каверина все равно кто-то грохнул. Кто? Мы не знаем. По крайней мере Белова и его семьи в тот момент уже не было в живых…
Тариэл имел к Каверину серьезные претензии. Когда-то, после возвращения Каверина из Чечни после разгрома каравана с оружием для боевиков, он буквально вынул раненого Каверина из грязи, помог ему подняться и закрепиться в нефтяном бизнесе. Вместо благодарности бывший мент едва не отодвинул от нефтяной трубы самого Тариэла…
Но и с Беловым у него время от времени возникали проблемы. Бизнес есть бизнес.
Кабан налил себе полный стакан водки и вытянул ее, как воду, не поморщившись. Потом отправил в рот большой кусок мяса. Не прожевав толком, принялся говорить.
– Я, блин, не пойму, в натуре, в чем тема? В том, кто кого завалил? Мы что, менты, чтобы в этом дерьме копаться? Сейчас надо о другом думать. После Белого не одна фирма осталась – целая империя. Как делить будем? Предупреждаю – я не жадный, но и обжать себя не позволю.
– Никто тебя обжимать не собирается, – успокоил отморозка Тариэл. – Но сначала надо разобраться. У Каверина, кстати, тоже немало добра осталось. Я боюсь, сейчас большая грызня начнется. Каждый захочет кусок урвать.
Он был прав. Кабан и сам об этом немало думал в последнее время. Гибель Каверина и Белова наверняка породит очередной всплеск криминальных войн за передел собственности.
С Кавериным было просто. Его структуры были обезглавлены – приходи и бери. Вся проблема состояла лишь в том, чтобы кинуть долю волкам и отогнать мелких шавок. А вот у Белова на хозяйстве остался Шмидт, пацан крутой. Воевать с ним себе дороже.
Под Кабаном тоже не гранитный постамент. Он хоть и в большом авторитете, но и в его группировке бригадиры-волчата подрастают, зубы показывают, на сторону смотрят. Проморгаешь или косяк серьезный упорешь – вмиг до костей обгложут. Поэтому он сейчас внимательно заглядывал в рот обоим ворам, ловил каждое их слово, вместо того, чтобы загнать по маслине в лоб.
Говорил пока, впрочем, один Тариэл. Алмаз так и сидел молча, катая в ладонях кружку с давно остывшим чифиром. На Кабана он смотрел хмуро.
– На твоей земле беспредел произошел? – спросил, наконец, старый вор.
Кабан понимал, что спросят все равно с него. Но попытался уйти от ответа. Он никогда не кололся, отстаивал даже безнадежные позиции. И это не раз спасало ему жизнь.
– Меня не было, когда беспредел пошел, – промямлил он. – Я тогда в Швейцарию по делам мотался, Вы же сами Белому дали понять, что Каверина трогать не надо…
Но Алмаз продолжал, словно не слыша оправданий криминального авторитета.