Жизнь после Жары
Шрифт:
— Ты разговаривал с Салтыковым? — спросила Олива Майкла.
— Да, хазговахивал…
— Ну и как? Он обо мне что-нибудь говорил?
— Да ничего особенного, — ответил Майкл, — Сказал, что хад за тебя, а больше ничего и не говохил.
— То есть как рад? — обескураженно произнесла Олива.
— Ну, я сказал, шо тебя повысили, а он сказал: ну что ж, я рад за неё…
— И всё?
— И всё.
— И так-таки больше ничего не сказал, ни слова, ни полсловечка?
— Пхо тебя больше ничего. Его тепехь дхугая тема интехесует…
—
— Да вот, говохит, в Гехманию собхался… — Майкл понял, что ляпнул лишнее, и тут же поспешно добавил, — А так он мне ничего особо не хассказывает, так что я не знаю.
Закончив разговор с Майклом, Олива вся как-то сникла. Убийственное равнодушие Салтыкова сбило с неё всю спесь. Она ожидала, что новость о её повышении как-то затронет его самолюбие, заставит его пересмотреть своё отношение к ней, но тщетно: Салтыкову она стала так параллельна, что его абсолютно не интересовала ни она, ни её дела.
«Ну вот, повысили меня, а что толку? — думала бедная Олива по дороге к метро, — Мне-то что от этого, если ему насрать? Да если б на него это хоть как-то могло повлиять, я бы горы свернула! Только это ведь никому не нужно… Даже если б я добилась таких высот, что обо мне узнал бы весь мир — ему было бы похрену, а для себя мне ничего не надо…»
Она пришла домой и тут же, не снимая одежды, легла на кровать. Ей было плохо. Вспомнила, что в кошельке осталась зарплата, но встать и вытащить её не было ни сил, ни желания.
«Пятнадцать тысяч в кошельке плюс семьдесят в конверте… — зачем-то стала подсчитывать в уме Олива, — Если не считать, что всего на руки восемнадцать триста двадцать девять с копейками — пятнадцать в конверт, остальные на расходы, мне ведь много не надо… Семьдесят и пятнадцать это будет… это будет… Сколько же это будет? Восемьдесят пять… Да ещё плюс надбавка, это будет девяносто… Боже мой, так много?! Когда же это я успела столько накопить? Куда мне столько? Что я с ними буду делать, ведь мне ничего не надо…»
«Однажды кто-то из моих друзей сказал — кажется, Яна — что деньги это ключ, который открывает любые двери. Деньги исполняют желания. Что я могу пожелать на девяносто тысяч? Могу купить плазменный телевизор. А зачем он мне? Мне он нужен как собаке пятая лапа, — рассуждала Олива сама с собой, — Или, например, могу поехать в путешествие по Европе. А толку? Что я там забыла, в этой Европе?.. Нет, — вздыхала она, — Вот и выходит, что не в деньгах счастье. Разве буду я счастлива, путешествуя по Европе в одиночестве, зная, что Он меня бросил? Разве буду я чувствовать себя счастливой, позволяя себе покупать всякую дорогую херню, которая мне, в принципе, не нужна? Единственное моё желание — чего там греха таить — это то, чтобы Салтыков не смог без меня жить, так же, как и я без него, чтобы он искренне раскаялся, и чтобы его любовь ко мне была истинной, а не той показухой, в которую он играл всё это время… Но настоящее чувство за деньги не купишь…»
Тинькнул сотовый телефон. Олива
Эсэмэска была пуста.
«Конечно… — горестно усмехнулась Олива, — Я-то, дура, понадеялась, что он мне написал — как же, держи карман! Эта пустая эсэмэска — просто досадная случайность, так ведь часто бывает, если нечаянно нажмёшь не ту кнопку в телефоне…»
Потом, конечно, уже было непонятно, так ли уж случайно нажал Салтыков эту кнопку в телефоне, но даже если это и была случайность, то впоследствии она обошлась Салтыкову очень и очень дорого.
«Ты издеваешься надо мной?! — написала Олива ему в ответ, — Я понимаю, что тебе абсолютно похуй на меня, но зачем же так издеваться?! Что я сделала тебе, я не могу понять?! Я же всегда любила тебя, а ты взял и развалил мне всю жизнь! За что?!»
Ответа не последовало.
Олива неподвижно лежала на кровати и видела, как набухали за окном синие сумерки июньской ночи.
Он не ответил.
Позвонила Яна, предложила съездить в Питер к Майклу на выходные. Олива машинально согласилась: ей было всё равно, в Питер так в Питер, лишь бы не оставаться дома, в этих постылых стенах, из которых она так и не смогла вырваться этой зимой.
С горя Олива уснула, как только закончила телефонный разговор. Она ещё смутно надеялась, что ответ придёт хотя бы к утру. Но тщетно: наступило утро, а ответ от Салтыкова так и не пришёл.
Утро сменилось днём, вечером, ночью. Весь день Олива крепилась, подавляла то и дело подступавшие к горлу рыдания. Работа валилась у неё из рук — ей теперь было не до этого.
«Почему ты не ответил мне?! Почему?! Ответь мне, я тебя умоляю!!! — снова написала она ему, как только наступила ночь, — Я никогда ещё никого не любила так, как тебя, а ты взял и надсмеялся надо мной!!! Я же верила тебе!!! Зачем ты так поступаешь? Зачем? Ответь мне!!!»
Это был крик души, вопль о помощи. Но и он остался без ответа.
…А через десять минут Салтыков позвонил Майклу.
— Слушай, Майкл, ты щас с москвичками общаешься или нет? — спросил он его.
— Да так, иногда… А что?
— Скажи им, чтобы присмотрели там за Оливой, как бы она опять с собой чего не натворила. Похоже, всё началось с новой силой…
— Что именно началось? — не понял Майкл.
— Сам знаешь что, — ответил Салтыков, — Опять заваливает меня истеричными эсэмэсками. Я уж и вздохнул свободно — да не тут-то было…
— Нда уж, — озадаченно пробубнил Майкл, — Я, конечно, скажу девчонкам, но не думаю, шо ей это поможет. Поговохил бы ты с ней сам уж, что ли…
— Нет, Майкл, — отказался Салтыков, — Чего ради я буду говорить с ней? Опять перетирать то, что уже и так понятно? Ты же сам знаешь, я давно всё решил, и рассчитывать ей не на что…