Жизнь после Жары
Шрифт:
Майкл тяжело вздохнул и, с кислой миной взяв джинсы, пошёл в примерочную.
— Майкел! А Майкел! — крикнула Олива, спеша к нему через весь зал и ещё издали потрясая выбранной в сумочном отделе совершенно невозможной авоськой, — А как тебе такая сумочка?
Майкл вспыхнул — хоть прикуривай. Он уже и так готов был от стыда сквозь землю провалиться, а тут ещё и эта насмехается над ним…
Однако труды девушек над внешностью Майкла не пропали даром. Кроме джинсов и модной сумки, они заставили его купить мужской дезодорант и парфюм, а после магазина повели в парикмахерскую. Майкл
Куда подевался тот, прежний недотёпа-Медвед, похожий на куру-гриль в своих штанах пузырями, заправленных в футболку? Куда подевался неуклюжий, лохматый, с торчащими в разные стороны вихрами Медвед? Теперь на месте былого Медведа стоял офигительный парень, похудевший, с модной стрижкой, преобразившей всё его лицо, одетый с иголочки, свежевыбритый, вкусно пахнущий дорогим парфюмом.
— Ну вот, теперь тебя и Волковой показать не грех, — заметила Яна.
— Да ну… — краснея, пробормотал Майкл, — Скажешь тоже…
Однако Настя напомнила о себе сама, позвонив Майклу на мобильный. Они договорились встретиться вдвоём в кафе в центре Москвы. Майкл поехал на встречу с Настей, а Олива с Яной остались одни.
— Пошли ко мне, — предложила Олива.
— Что там у тебя делать-то, — проворчала Яна, которая, после отъезда Майкла была не в духе.
— У меня пицца есть, правда замороженная, но вкусная.
Это меняло дело.
— Ну ладно, раз пицца, то так уж и быть, — согласилась Яна.
— Я знаю, обжора, чем тебя приманить, — развеселилась Олива, — Специально для этого случая запаслась пиццей. А то ведь так тебя ко мне домой и калачом не заманишь…
А в это время Майкл и Настя сидели за столиком кафе друг против друга. Откровенно говоря, преображённая внешность Майкла произвела на Настю сильное впечатление. Она не видела его почти год и теперь, сидя напротив него, смущалась и краснела от охватившего её волнения. Майкл же, глядя на вспыхнувшую багряным румянцем Настю, нервно теребящую в пальцах свой светлый локон, напротив, испытывал странное чувство какого-то разочарования.
«Интересно, почему она так покраснела? — думал он, — Неужели от выпитого коктейля?.. Как странно всё… И её я любил, а теперь мы лишь друзья, но я весь этот год видел её под другим углом... Наверное, я всё-таки Юлю больше люблю…»
«Надо же, какой Мишка лапочка стал… — думала, в свою очередь, Настя, — Вот влюбиться можно! Как же это я не замечала, какой он?.. А теперь всё уж, и у него другая девушка…»
— Эх, Мишка, Мишка, — вздохнула она, — Где ж ты раньше-то был…
— Так я и был, — сказал Майкл, — И я был, и ты была. Но вхемя и хазлука над нами хохошо похаботали…
— Может быть, — согласилась Настя, — Но знаешь, Мишка, ты из всех парней, наверное, единственный, кто меня не разочаровал.
А Майкл сидел и угрюмо молчал. Эта встреча с Настей, о которой он столько мечтал, уже была ему не нужна.
Глава 20
Поздно вечером Майкл поехал на Третьяковскую, где ждала его в центре зала Олива. Настроение у него было усталое и опустошённое. Новые джинсы нестерпимо
Знали бы они… Нет, зачем им это знать! Родители никогда не поняли бы его и пришли бы в ужас, если б знали, какую жизнь он тут ведёт. Отец, старый профессор, воспитывал его в строгости, не позволяя ничего лишнего — что ты, упаси Господь, какие развлечения? Никаких тряпок, никаких клубов — ты должен учиться, учиться и учиться! Девушки?! Да ты что — и думать забудь! Даже близко не подходи — карьеру, учёную степень загубишь на корню! Вот защитишь кандидатскую, докторскую диссертацию, тогда… Работаешь, зарабатываешь много? Шестьдесят тысяч? Вот будешь зарабатывать тысяч сто, а то и двести, тогда и поговорим, а пока всего этого не добился — ты ещё сопляк зелёный… Жениться?! Вот будет тебе лет тридцать-сорок, тогда, может быть…
Утопические взгляды родителей Майкла повергали в шок всех его друзей. Может, потому что они сами поженились в сорок лет, а Майкла родили и того позже, вот и впаривали ему в голову свои понятия о жизни. Они воспитывали его, чтобы он учился, делал карьеру, и в принципе их труды не пропали даром — Майкл единственный из всей компании, не считая Волковой, учился в аспирантуре, и при этом ещё работал на двух работах — в конторе отца и в университете лекции читал студентам. Да только вот, заботясь о его образовании и интеллектуальных способностях, родители упустили очень важную деталь — внешний вид и сексуальную безграмотность сына. В этом плане Майкл, что и говорить, был дуб дубом…
Вот и Юля опять сбежала со свидания… Майкл написал ей потом две эсэмэски, но она ни на одну из них не ответила. Яна и Олива говорят, что это потому что он не следит за своим внешним видом и не умеет целоваться. Майкл фыркал: ну и глупые же эти девчонки! Обо всём имеют поверхностное суждение, а в корень не зрят. Вот тоже, пошёл у них на поводу — по магазинам с ними таскался, шмотки покупал как баба… Знали бы друзья — на смех бы подняли…
«Хотя ведь вот Волкова стала же около меня щебетать, — подумал Майкл, — Значит, они правы… Но ведь тогда, получается, таким, какой я есть, я не нравлюсь, и если бы я пришёл к Волковой на свидание таким, как вчера, она бы тоже сбежала… Значит, для них всех важен не я, а моя внешность… И это очень фигово на самом деле…»
— Привет, ты чего это такой кислый? — окликнула его Олива, когда он приехал, — Лимон, что ли, проглотил?
— Какое там лимон, — вздохнул Майкл, — Впхочем, всё нохмально…
— Ну, не хочешь, не говори, — сказала Олива, — Однако вот что, Майкл… — вмиг изменившимся тоном произнесла она, когда они остановились у перил моста через Москву-реку перед Кремлёвской стеной, в том самом месте, где Салтыков год назад чуть не погиб, доказывая Оливе свою любовь, — Мне Салтыков на новый год подарил одну вещь… Я хочу ему её вернуть через тебя…