Жизнь продолжается: Настя. Часть 3
Шрифт:
– Сам видишь. Еще живой. А с Михайловичем, сам знаешь…
– Я был на его похоронах,– с грустью в голосе, говорит мне, Задорнов. – Суки. Не могли его спасти. Слишком он много знал, да и ты, выходит, Василий. Тетрадь ты его нашел?
– Что их было искать? Задорнов. Он мне их переслал. И все пять месяцев, пролежали они на почте, в моем почтовом ящике.
– Поделом, Василий. Едем к Насте в больницу. Да и,– долго он, изучая, смотрит на меня. – Хочу спросить. Твоя семья, что думает о связи с нею?
– Ты шутишь? – Я хотел это в шутку перевести,
– Брось,– перебил я его. – Ты что издеваешься?
– Я просто, Василий, хотел уточнить. Как же после…
– Никак. Так что, не задавай мне свои глупые вопросы. Не знаю. Да! Не знаю, как это моей жене объяснить, а тем более рассказать. Она мне, категорично по телефону недавно прокричала:
«Не хочу, не хочу приехать к тебе, где стреляют. У меня дочь…»
– У меня, Задорнов, что дочери нет? Как она так со мною, после чего, что со мною было…
– Благодари бога, Василий, что жив остался. Это Михайловичу не повезло, – вздыхает он. – а вина эта и наша. До гроба. Мы не смогли поберечь нашего друга. Мы теперь, скажу, ничего не стоим. И поэтому, я решил переехать твой город.
– Зачем?
– Затем, чтобы этих сук, наказать. Спокойно нам, Василий, жить теперь не дадут. Ты это знай.
– Господи, Миша! Ты что моей окончательной смерти хочешь? С кем воевать? Ты их лица знаешь? Они, твои, извини, не мои. Я случайный был там попутчик, они твои. Но почему, почему так? Я ничего не понимаю.
– Они эти с властью слились. И все, что удивительно, торопятся, укусить у народа большого куска пирога.
– Ты, мальчишка, Задорнов. Мальчишка, и ни черта не понимаешь. Чтобы их искоренить, как это… Они ведь во власти теперь? Вон даже. Начальник страны их, усмирить не может.
– Советуешь отступиться?
– Не знаю.
– Я переведусь все равно.
– Ладно, Миш. Это твое дело. А я, извини, пас. Сейчас я съезжу к Насте. Неудобно мне как-то. Сам понимаешь.
– Я тоже. Как я тебе говорил. Скоро она родит. Может даже сегодня. Я хочу видеть этого новорожденного. Не спрашиваю, готов ли ты сам к этой встрече. Она, Василий, тебя, видимо, не ждет, да и ведь ты только производитель. – И выворачиваясь от моих кулаков, громко хохочет, что даже Эля вздрогнула, которая вышла из ворот своего дома.
Задорнов ей только махнул рукою.
– Иди, иди, куда ты собиралась. Нам пока некогда с тобою речь вести.
– Василий, ты не зайдешь потом? Щи я приготовила.
– Потом, Эля. Правда, нет времени,– говорю ей.
Челнинский роддом, куда мы собрались, где лежала Настя, это почти было рядом. Через лес и только. Путь: всего десять километров. Конечно, по асфальту нам бы, не пришлось трястись. Но тогда нам пришлось бы объехать этот лес. Путь тогда бы удлинялся два раза.
«Не беспокойся. Сиди» – сказал мне Задорнов, направляя свой Уазик на лесную дорогу.
Он, видимо, не раз ходил по этой дороге. Знал, как куда повернуть,
Когда мы подъехали, Задорнов, на правах хозяина, спросил, с ухмылкой.
– Пойдешь один, или мне с тобою?
– Сиди,– бросаю я ему, вздыхая, измученной дорогой. – Сиди и жди. Позову потом, если что сам не справлюсь.
– Как пожелаешь. Могу и сидеть, ждать. Могу и пойти. Настя привыкла к моему посещению. Она знает, когда я к ней приезжаю. И сегодня она меня ждет, – продолжает он ухмыляться надо мною.
– Да хватит тебе!
– Нет, Василий. Обожди. Я сам пойду, а ты тут покоротай немножко. Я не знаю, как она среагирует твое воскресенье. А это надо тебе? Я быстро.
И он ушел в уверенности, что с Настей все хорошо, а я запертый в этой тесной кабине Уазика, остался сидеть. С одной стороны, я, конечно, был благодарен ему, что он первым пошел к Насте. Ну, что я бы мог ей сейчас нового сказать? Если откровенно, я был сейчас, как загнанный волк, обложенный в красных флажках. Какую бы сторону я не пошел, ждал меня, флажок. Еще делаю на лице беспечность. Пот уже капает с моего лица, я почти все взмок от неминуемой встречи. Я сидел на этом придавленном сиденье Уазика, как отмороженный, трясся всеми членами. И слава бога, для меня кошмар, наконец, кончился. Вскоре объявляется и сам, Задорнов.
–Сука! – орет он. – Везет только идиотам. Тебе все, а… Ладно. Все равно тебе меня не понять. Иди! Лучше сама она тебе скажет, кто у тебя родился. Иди! Она тебя ждет. Я все договорился. Подойдешь, тебя там врач будет ждать. Проведет тебя к ней. Хотя это и запрещено, но для тебя сделали исключение. Что сидишь! Иди, вываливайся из кабины!
Почти бегу. А куда это я бегу собственно? Мозг мой вообще перестал что-либо соображать. Но продолжаю трусить по этой дорожке, куда меня привело к приемной. Там меня уже ждал врач. Вырос, как явление Христа, в белом халате, с моих лет, с грустным лицом и заметной бородавкой, у правого хобота носа, мужчина.
– Вы, Василий? – обращается он. – Идем. На – ка. Накинь на себя халат.
Я машинально набрасываю его на плечи, иду, и почему-то трясусь. Не могу понять, почему. Мне с одной стороны, неловко. Ну, кто я для нее? Муж, не муж. Любовник? Да какой я ей любовник? У меня даже к ней, никаких чувств нет. Объяснение я не нахожу, как сформулировать это мое поведение?
–Десять минут,– говорит он, перед какой-то дверью. – Всего десять минут. Сейчас принесут новорожденного. Сам узнаешь, папаша, кто у тебя родился. – И с этими словами он меня чуть не силой толкает в дверь.