Жизнь продолжается
Шрифт:
– Это был бы не отдых, - Маша посмотрела на него своими прозрачными глазами, которыми он так восхищался, - я бы не вынесла ни минуты такого отдыха, переживала бы за тебя.
После этих слов ему вдруг стало как-то спокойнее на душе. Надо заметить, что он почти уже не вспоминал о том, что произошло тогда, на острове. А если и вспоминал, то уже без обид на Машу. Да и не на что ему было обижаться. Во-первых, он явно тогда поторопился, желая склонить Машу к близости, а во-вторых ряд событий, произошедших после того неприятного эпизода, заставили Давида иначе взглянуть на многое, включая и их отношения с Машей.
Белецкий ждал их в своём кабинете, обставленном дорогой итальянской мебелью из чёрного
Он услышал шаги и встал, надев свои очки. Дверь открылась, и профессор увидел Олега, а за ним стоял... Нет, это было не видение, ни сон, ни обман зрения! Это был молодой Иван Милерис! Его точная копия, которую профессор Белецкий когда-то сам создал в этой клинике, своим собственным трудом!
– Проходи, парень, - сказал он, - и не смотри так на меня. Ведь в какой-то степени я - твой отец. Да, я создал тебя, своими руками, парень.
– Человека может создать только Господь Бог, профессор, - ответил Давид, немного пройдя в кабинет. Олег молча стоял в дверях, наблюдая за ними, - а вы всего лишь провели удачный эксперимент, но вы никогда не сможете занять место Бога.
– Ты верующий?
– Белецкий криво усмехнулся, - Зря ты так, сынок, тебе бы надо поменять свои взгляды. Никакого Бога нет. Это доказано наукой. И ты - самое лучшее доказательство этого.
Давид молчал, а Белецкий начал вспоминать тот роковой вечер, когда его попросили помочь с искусственным оплодотворением яйцеклеток Аллы. Его коллега тогда взяла отгул из-за внезапной болезни сына, и Белецкий, желая ей помочь (женщина сильно переживала из-за того, что не смогла закончить работу с яйцеклетками), согласился взять на себя её работу. Он был уверен, что ничего не получится! Эмбрион не выживет, его эксперимент будет неудачным. Но он рискнул. Он удалил ядро, содержащую генетическую информацию, из яйцеклетки Аллы, поместив в неё ядро, выделенное из клеток Ивана. Казалось, что всё просто, но профессор не стал ликовать раньше времени. И даже после того, как беременная и ничего не подозревавшая Алла прошла обследование в его клинике, которое показало, что эмбрион внутри суррогатной матери развивается нормально, он тоже не питал особых иллюзий. Однако беременность Аллы протекала без каких-либо осложнений, а Белецкий продолжал усиленно наблюдать за ней, пытаясь выявить хоть какие-то патологии в развитии плода. Но проблем не было! Все исследования показывали, что Алла вынашивает абсолютно здорового ребёнка, и Белецкий просто не верил своим глазам. Когда пришло время родов, Белецкий нервничал больше, чем будущие родители Давида. Он боялся, что в самый последний момент что-либо пойдёт не так, и ребёнок родится больным, уродом или умрёт сразу после появления на свет. Приехав в больницу, профессор уже был морально готов к любой дурной новости, даже к тому, что у Аллы родился не человек, а настоящий монстр с двумя головами! Но, едва войдя в палату, он увидел красивого большеглазого младенца, который спокойно лежал в своей кроватке, негромко агукая и пуская слюни. Малыш был абсолютно здоров и ничем не отличался от остальных новорожденных, зачатых естественным путём.
"Это чудо!
– Думал Белецкий, глядя на малыша. Тот тоже смотрел на него своими красивыми синими глазами, обрамленными невероятно длинными черными ресницами, - Передо мной лежит первый клон человека за всю историю науки! И это абсолютно здоровый младенец!"
– Вы хотели отнять меня у Фернандесов?
– Неожиданно
– Нет, Давид, всё было не так просто, как тебе кажется. В те годы клонирование было под запретом, да и, честно говоря, даже тогда я не был уверен в том, что с тобой всё в порядке. Я боялся, что со временем какие-то сбои в твоём развитии всё же появятся. Например, я очень опасался твоего преждевременного старения. Ведь такое уже было с клонами животных...
– Почему вы всё это время скрывали ваш эксперимент? Почему не говорили никому о нём, даже матери Ивана?
– Я долго не мог найти вас, Давид. Был в отчаянии, меня мучила совесть. Особенно мне было стыдно перед Викторией. Бедная женщина все эти годы оплакивала своего погибшего сына, в то время, как ты, точная копия Ивана, где-то рос вдали от неё, а она ничего не знала об этом... И однажды я не выдержал. Признался Виктории во всём. А она... Она перевернула небо и землю, чтобы найти тебя, Давид. И нашла...
Давид молчал. В глубине души ему очень хотелось бросить в лицо этому доктору, что он не Иван Милерис и не имеет никакого отношения к этой женщине. И вообще ему всё это не интересно. Но какая-то часть его разума шептала ему, что он не должен так поступать, и как бы ему не было тяжело, он должен встретиться с Викторией.
– Ты должен пройти обследование в моей клинике, - тем временем продолжал профессор, - нужно узнать точное состояние твоего организма. Ты знаешь, Давид, у меня есть некоторые опасения...
– Со мной всё в порядке, - довольно холодно произнёс тот, не дав Белецкому закончить, - я же всё-таки не на необитаемом острове жил! Врачи у нас там были, и в клиниках я бывал. Мама довольно часто таскала меня на обследования. Раньше я не понимал, почему она так беспокоится, ведь я, тьфу-тьфу-тьфу, сроду ни на что не жаловался. Но теперь-то я всё понимаю! И уверяю вас, что моё здоровье в полном порядке.
– И всё-таки обследование необходимо. Пойми, Давид, я очень боюсь того, что у тебя могут появиться признаки преждевременного старения.
– Я читал об этом, - парень ухмыльнулся, - и, честно вам скажу, иногда у меня бывает ощущение, что я старше своих лет. Это невозможно объяснить, но порой я вспоминаю вещи, которых никогда не случалось в моей жизни.
– А вот отсюда поподробнее, пожалуйста, - Профессор снял очки и откинулся на спинку своего кожаного кресла, - я хочу знать все детали твоих видений. Как это происходит? Что ты видишь? Как часто это бывает?
– Это случается не часто, и я не могу сказать, от чего именно это бывает, - Давид поморщился, напрягая память, - но я точно помню, что видел снег, которого я никогда не мог видеть, живя на Коста-де-Эсмеральда. У нас же что зимой, что летом - одинаково тепло, разница всего в пару-тройку градусов. А в своих видениях я отчётливо помню белые хлопья снега, которые падали мне прямо на лицо. Потом я видел места, в которых никогда не бывал. Судя по фотографиям, которые я нарыл в Интернете, это были Москва и Вильнюс. Именно в них жил Иван...
– А лица? Были в твоих видениях какие-нибудь лица... ну, не знаю, люди были?
– С явным нетерпением перебил его Белецкий.
– Да, я помню одно лицо. Это воспоминание преследует меня уже много лет. Я вижу лицо женщины, у неё светлые длинные волосы и серые глаза. И я чувствую какую-то угрозу, которая от неё исходит, но не могу понять , в чём дело. Ведь эта женщина, насколько я понял из статей в Интернете, была невестой Ивана, её звали Лилия Стрелецкая...
– Ты точно уверен, что это Стрелецкая? Ничего не путаешь?
– Белецкий заметно напрягся.