Жизнь с препятствиями

Кривин Феликс Давидович

Дульсинея Тобосская

Семейная хроника

Действие происходит в доме Дульсинеи, у очага.

В глубине сцены большой портрет Дон-Кихота. Под ним кресло, в кресле — Санчо Панса, толстый мужчина лет 60. Рядом с ним, на низенькой скамеечке, Дульсинея, толстая женщина лет 45, вяжет кофту.

Санчо Панса (заключая рассказ). А потом я закрыл ему глаза…

Дульсинея. Ах,

Санчо, вы опять разрываете мне сердце! Вот уже сколько лет вы разрываете мне сердце, а я все не могу прийти в себя. Но, пожалуйста, вернитесь к тому месту, где вы встретились с этим рыцарем и ваш господин сказал…

Санчо Панса (возвращается к тому месту). Он сказал: «Сеньор, если вы не разделяете мнение, что Дульсинея Тобосская — самая красивая дама, то я всажу в вас это мнение вместе с моим копьем!»

Дульсинея (ликуя и сочувствуя). Бедный рыцарь! Он был на волосок от смерти!

Санчо Панса. Определенно. Но он не захотел спорить, он сказал, что лично ему не попадалось ни одной приличной женщины и что, быть может, такой и является Дульсинея Тобосская. Он сказал, что наш сеньор счастливее его.

Дульсинея. Бедный рыцарь!

Санчо Панса. Да, он оказался неплохим человеком. И знаете, Дульсинея, ведь мы чуть не убили его. А сколько бывает, что человека сначала убьют, а потом уже выясняют, какой он был хороший…

Дульсинея (погрустнев). Я была глупой девчонкой, Санчо, я ничего не понимала. Когда ваш сеньор назвал меня дамой своего сердца, я решила, что он спятил… И вот прошло двадцать лет… У меня выросли дети. Старший, Алонсо, служит в армии короля, средний, Алонсо, работает с отцом в поле, младший, Алонсо, пасет овец. У меня трое детей, и всех их я назвала в память о нем.

Санчо Панса. Да… (Обращаясь к портрету.) Алонсо Кехана, Дон-Кихот, славный рыцарь Печального Образа. Лежите вы, сеньор, в земле и не подозреваете, что делается с вашим именем. А оно, имя ваше, живет, его дают маленьким детям, чтобы он вырастали такими же, как и вы. Нет, сеньор, вы не должны были умирать.

Дульсинея. И подумать только, что все это из-за меня, что я, я одна виновата в его смерти!

Санчо Панса. Ну нет, это вы уже говорите лишнее. Он умер от болезни. Я сам закрыл ему глаза.

Дульсинея (на самой высокой ноте). Санчо, не спорьте с женщиной, у которой трое детей и которая знает толк в этом деле. Он умер от любви.

Санчо Панса (с сомнением). От любви рождаются, а не умирают.

Дульсинея. И рождаются, и умирают. Все Санчо, все, что происходит на свете, — все это от любви.

Санчо Панса (не убежден, но не желает продолжать спор). Да, отчаянный был человек. Не могу забыть, как он воевал с этой мельницей. «Сеньор, — говорю ему, — не связывайтесь вы с ней!» И знаете, что он мне ответил? «Санчо, — говорит, — мой верный Санчо! Если я не захочу связываться, и ты не захочешь связываться,

и никто не захочет связываться, то что же тогда будет? Сколько нехорошего совершается на земле, и все оттого, что люди не хотят связываться». — «Сеньор, — говорю я ему, — но зачем же нам воевать с мельницами?» — «Санчо, — отвечает он и смотрит на меня близорукими глазами, — верный мой Санчо, если я не стану воевать с мельницами, и ты не станешь воевать с мельницами, и никто не станет воевать с мельницами, то кто же будет с ними воевать? Настоящий рыцарь не гнушается черной работы».

Дульсинея. Я это мужу всегда говорю.

Санчо Панса. Да, поездили мы с ним. Бывало, не только поспать — и поесть некогда. Только пристроишься, а тут: «Где ты, мой верный Санчо? Погляди, не пылится ли дорога!» — «А что ж, — говорю, — дорога на то и дорога, ей пылиться положено». — «Нет, добрый мой Санчо, дороги бывают разные, и люди по ним ездят разные, так что ты, пожалуйста, погляди!» — «Сеньор, — говорю, — это и не люди вовсе, это стадо какое-то». — «Тем более, Санчо, тем более! На хорошего человека у меня рука не поднимется, а это… Так что вперед, храбрый Санчо, пришпорь своего осла!»

Дульсинея (восхищенно). Страшно-то как!

Санчо Панса. Еще бы не страшно! Их, этих свиней, сотни три, нас двое. После этого он полдня в себя приходил, а как пришел, первым делом: «Где ты, мой верный Санчо? Погляди, не пылится ли дорога!» Близорукий он был, за два шага ничего не видел.

Оба задумываются.

Дульсинея вяжет кофту. С охапкой дров входит муж Дульсинеи, высокий, тощий мужчина лет 50. Хочет пройти тихо, чтоб не помешать, но роняет полено.

Санчо Панса (привстав). Здравствуйте, сосед. Как поживаете?

Муж. Да так… (нерешительно смотрит на жену).

Дульсинея. Он хорошо поживает.

Муж. Спасибо… Я хорошо…

Дульсинея (мужу). А мы тут говорили о покойном сеньоре. Ты помнишь покойного сеньора? (Санчо.) Он помнит покойного сеньора. (Мужу.) Он был настоящим рыцарем и никогда не брезговал черной работой. Он был смелым. И он любил… Ты понимаешь, что значит — любить? (Санчо.) Он не понимает, что значит — любить. (Мужу.) А как он воевал! Он дрался, как лев!

Муж (нерешительно). Совсем, как наш старший Алонсо.

Дульсинея. А? Ну да, ты прав. (Санчо.) Он прав. Наш старший весь в сеньора.

Санчо Панса. Я рад за вас, потому что мои дети пошли Бог знает в кого. Ведь теперь какие дети? Хорошие примеры на них не действуют.

Муж подбирает полено и роняет второе. Подбирает второе и роняет третье. Дульсинея и Санчо следят за его работой.