Жизнь с препятствиями
Шрифт:
Отгородившись в пространстве, Цинь Ши-хуанди стал думать над тем, как бы отгородиться еще и во времени. Ведь у китайцев большая история, и о ней написано довольно подробно. А если начать сравнивать, как было раньше, с тем, как стало сейчас, можно тоже прийти к нежелательным выводам.
И Ши-хуанди повелел сжечь все, что было написано до него, а уже с него начинать китайскую историю.
Китайцев это смутило. Они не хотели отдавать свою историю. Территорию еще ладно, хотя и ее не хочется отдавать, но отдавать историю — это уже самое последнее дело.
Когда сжигали книги, четыреста шестьдесят мандаринов бросились в огонь, чтобы разделить судьбу своей истории. Горели все вместе, вспоминая более благоприятные времена, когда можно было книги читать, а не гореть с ними в общем пламени.
Но и после императора Ши-хуанди китайскую историю не оставляли в покое. Сначала любители чтения прыгали за книгами в огонь, а потом стали прыгать все меньше и больше носить дрова, чтоб китайская история лучше горела. Вот тогда и придумали крылатое выражение: рукописи не горят. Если не горят, то с какой стати будем гореть мы, сами подумайте.
Так сказали друг другу китайцы. И успокоились. И отныне стали гореть только на работе.
Номенклатура
Высших римских чиновников избирал народ, поэтому им не безразлична была любовь народа. Но народ любит тех, кто знает его в лицо и даже при случае может назвать по имени. А лиц у народа, а имен! Ни один государственный деятель их не запомнит.
Приходилось кандидатам на высокие должности прибегать к помощи рабов, которые лучше знали народ и могли подсказать, как он выглядит и как называется. Эти рабы назывались номенклаторами, то есть назывателями имен. Кандидаты расхаживали по городу в сопровождении номенклаторов, и номенклатор заранее предупреждал кандидата.
— Вот идет Ваня.
Тут кандидат широко распахивал объятия и кричал:
— Ваня! Дорогой Ваня! Наконец-то мы встретились! — Он прижимал незнакомого Ваню к груди, любовно похлопывал по спине и говорил сладким голосом: — А я уже думаю: куда это мой Ваня запропастился? Кстати, приходи на выборы, там будут голосовать за меня.
И счастливый Ваня отвечал, что, конечно, он непременно придет и отдаст свой голос за друга-кандидата.
А кандидат уже шел дальше, и всеведущий раб ему говорил:
— Вот идет Вася.
— О, Вася! — кричал кандидат и устремлялся к Васе с той же сердечностью.
В Древнем Риме обязанности рабов-номенклаторов этим и ограничивались, но со временем их осведомленность стали использовать для постоянной связи между правительством и народом.
Так появилась номенклатура, которая, сохранив свою рабскую природу, приобрела такую власть, что перед ней бессильны и правительство, и народ, а всесильна она одна — номенклатура.
Как разрушили Карфаген
Слова Катона Старшего о том, что Карфаген должен быть разрушен, нашли поддержку и в самом Карфагене, где партия рабов всегда придерживалась политики
Почему Коринф? Ведь Коринф находится в Греции.
Дело не в Греции. При чем здесь Греция? В Коринфе совсем другая жизнь, там все рабы давно уже стали рабовладельцами. И все рабы этих рабов стали рабовладельцами. Во всем Коринфе не осталось ни одного раба, и все его жители — сплошные рабовладельцы. Такие были слухи среди карфагенских рабов, которые, как все рабы, мечтали только об одном: стать рабовладельцами.
Представительницы женского движения были с этим не согласны. Карфаген, конечно, должен быть разрушен, но зачем на этом месте строить Коринф? Женщины боролись за эмансипацию, за уравнение рабынь в правах с рабами, поэтому на месте Карфагена они предлагали построить остров Корфу. Потому что на острове Корфу по тамошним рыночным ценам одна женщина стоит четверых мужчин. Это ж какая победа в борьбе за эмансипацию!
Между прочим, остров Корфу тоже находится в Греции. Далась им эта Греция! Но дело даже не в этом, а в том, что Корфу — остров, а как можно построить остров на материке? Ведь остров должен быть со всех сторон окружен водой, а откуда взять столько воды? И как это практически сделать?
Женская логика. Между прочим, логика у женщин — главный приоритет. Нет женской физики, нет женской математики, есть только женская логика, и она заключается в том, чтобы построить на материке остров Корфу.
Тем не менее общими усилиями Карфаген был разрушен до основанья, а затем на его развалинах одни стали строить город Коринф, а другие, естественно, остров Корфу. Они строили такое место, где совершенно не будет рабов и по рыночным ценам за одну женщину будут давать четверых мужчин, вот такая там будет всеобщая эмансипация.
Но развалины были старые, и ничего нового из этого старого построить не удавалось. Каждый камешек, каждый кирпичик хранил память о старом городе Карфагене, и когда они начинали между собой складываться, у них получался старый город Карфаген.
Однако в пылу великой стройки никто этого не замечал. Каждый строитель-раб уже видел себя рабовладельцем, а женщины радовались: скоро их поведут продавать, и тогда они покажут этим мужчинам, чего стоит настоящая женщина!
Муки древности
На исходе старой эры стало холодать. Ну такая атмосфера — хуже не видать. Просто жуткие примеры, верится с трудом: накануне новой эры — и такой содом!
Сколько раз твердили Цезарь, Александр и Кир, что буквально до зарезу миру нужен мир. Но все так же приходили сообщенья с мест, что, мол, нету мира в мире, есть один зарез.
Митридат за Митридатом — всех не сосчитать. Древний Рим, великий ратай, собирает рать. И, прошедший в ратных спорах древний Крым и Рим, Карфаген, великий город, ждет своих руин.